Я с трудом удержался от того, чтобы еще раз понюхать стаканчик.

Нет, только не это. Вот еще пару минут, еще немного... Соберусь с силами и одним глотком, как положено, залью в себя мерзкую и такую притягательную жидкость. Второй стаканчик пойдет уже легче, гораздо легче. А там...

Мне вспомнилось, что я вытворял в прошлый раз, когда вот так напился. Когда же это было? Кажется, полгода назад. Да, вот тогда я славно повеселился. И не только я. Впрочем, о большей части своих подвигов я тогда узнал лишь после того, как проспался, по рассказам свидетелей. Вполне возможно, они кое-что преувеличили. Не мог я, например, даже в полубессознательном состоянии пытаться обрушить перемычки, на которых держится каркас сна. Мало того, что это почти равносильно самоубийству, так это еще под силу только кому-то из того же ряда, что и инспекторы снов.

Ну а эти, жвичкуны? Неужели я и в самом деле пытался их помирить между собой? А еще были рассказы о настойчивых попытках сблизиться с тенями.

Хм... вот уж чего я понять никак не мог. Не нравятся они мне, и не хочу я с ними иметь ничего общего. Они гораздо хуже грез. А в пьяном виде...

Я задумчиво посмотрел на стаканчик.

Может, пора?

Да нет, еще немного, еще чуть-чуть помедлю, а потом...

И вообще, о чем эти подвиги по пьяной лавочке могут свидетельствовать? Может быть, о все еще живущем у меня в подсознании ощущении, что мир снов — нечто нереальное, не существующее на самом деле, так же как и все живущие в нем создания? И я, реальный, живой человек, попавший в плен к нереальному миру... Нет, даже не к самому миру, а к живущим в нем теням, научившимся очень ловко и правдоподобно притворяться мыслящими существами. Во что они превращаются, когда я поворачиваюсь к ним спиной?

Вот тут мне стало стыдно. Не имел я права на такую мысль. И пришла она мне в голову лишь потому, что у меня вот прямо сейчас приступ тоски и отчаяния. Состояние, избавиться от которого можно, к примеру, залив в себя некоторое количество разбавленного какой-нибудь гадостью алкоголя.

Потом, проспавшись, я опять погружусь в пучину стыда за свое скотское поведение. Только этот стыд будет уже другим. Терпимым. И что важнее всего — привычным. И к нему будет, конечно, примешиваться радость. Поскольку я в очередной раз выжил, все-таки не сошел с ума, поменял безумие на тривиальное похмелье.

Похмелье,..

Мысль о нем мне понравилась. По крайней мере сейчас. Она была теплой, эта мысль. Причем и способ достичь похмелья был прямо под рукой.

Противный? Еще какой противный. Но без него...

Я снова взял стаканчик в руки и снова напомнил себе, что в этот раз нельзя нюхать ни в коем случае. А надлежит выпить, залпом. И немедленно...

— Наверное, там водка, — сказал голос кого-то, находившегося рядом, буквально рукой подать.

Причем голос этот был мне почему-то смутно знаком.

Любопытно...

— Да, — сообщил я. — Тут самая натуральная водка. Разбавленная какой-то гадостью и злая, словно невеста, у которой со свадебной церемонии сбежал жених. Хорошее средство от всех жизненных невзгод. Она наносит страшный вред организму, но зато позволяет забыть о том, в каком мире ты живешь. Иногда это нужно. Иногда без этого просто нельзя жить.

— А ты красноречив, — сказал незнакомец.

— Тогда, когда мне этого хочется.

— И тебе сейчас...

— Да, мне сейчас хочется цветасто говорить. По крайней мере хотелось минуту назад.

— А сейчас — нет?

— Нет.

— И ты теперь будешь пить водку? — спросил незнакомец.

На этот вопрос, наверное, надо было тоже ответить, Вот только я не торопился это делать, поскольку думал о том, что мой собеседник подкрался ко мне слишком бесшумно. А это при моем опыте здешней жизни не так-то легко сделать. Профессионал подкрадывания? И вообще, кто он такой? Зачем со мной заговорил? Что ему от меня нужно?

Я вздохнул и сказал:

— Придется призвать кое-кого к порядку. Кажется, мы договорились, что в этой беседке меня трогать не будут. И он свое обещание не выполнил.

— Пострах тут ни при чем, — сказал незнакомец. — Я не отношусь к числу его друзей, я вообще не из этого сна.

Я кивнул.

Ну вот, кажется, что-то проясняется. Он не из этого сна, и вместо того, чтобы всласть пообщаться с пострахом, а также его друзьями, насладиться в полной мере вызываемой их штучками сладкой жутью, решил пообщаться со мной.

Странное желание.

Я осторожно сунул руку в карман, нащупал в нем камень-светлячок и, вытащив его, осветил пространство беседки.

Вот это да!

Напротив меня сидел Клинт Иствуд собственной персоной. Тот самый.

— Ты не имеешь права меня преследовать, — заявил я.

— Не имею, — согласился страж порядка.

— Зачем же тогда явился?

— Просто поговорить. А что, нельзя?

— Со мной?

— Почему бы и нет? После того как ты оставил меня с носом, я навел о тебе кое-какие справки. Знаешь ведь, у стражей старых снов...

Он замолчал, очевидно, подыскивая подходящее определение.

— Есть кое-какие связи, — подсказал я.

— Вот именно, — согласился он. — Кое-какие связи. И мне о тебе выдали некие сведения. Достаточно исчерпывающие. Примерно это я и предполагал. Оставалось только перемолвиться с касиком, что я и сделал. Он поручил мне сделать тебе некое предложение.

— Если это ловушка... — промолвил я, — не советую со мной хитрить. Ни за какие коврижки я в ваш сон не вернусь.

— Ни за какие?

— Нет.

— А если это будет не богатство? — ухмыльнулся страж порядка. — Если предложенное мной нельзя измерить в реальтах, но для тебя оно ценнее всех сокровищ мира снов?

Я осторожно положил камень-светлячок на скамейку и искоса взглянул на своего собеседника.

Надежда. Я знал, я буквально кожей чувствовал, что он имеет в виду, но все еще отказывался в это верить, точнее, не позволяя себе это делать.

Да нет же, так не бывает. А если и бывает, так это приманка, с помощью которой меня хотят заманить в уходящий сон. И как только я там окажусь... Знаю я этих стражей порядка... И кстати, прежде чем продолжать разговор, стоит принять кое-какие меры предосторожности.

Я незаметно вытащил из кармана сторожевого паучка и выпустил его на свободу. Тот юркнул под скамейку и занялся там созданием охранной паутины.

Клинт Иствуд, похоже, этого не заметил.

Ну вот и прекрасно. Можно продолжать разговор.

Я спросил:

— Какое предложение?