– Да пойми ты, – кричала она ему в спину, – не каждый захочет, чтобы ему помогали! Лично мне твои подвиги не нужны, во всяком случае, больше не нужны.

Джонатан так неожиданно остановился, что Маргарет налетела на него.

– А ты изменилась, Маргарет. Ну, продолжай, мне интересно послушать тебя.

Черт возьми, она давно поняла: одного его взгляда всегда было достаточно, чтобы она, сразу утратив свою волю, превращалась в безропотную слабую овечку, полностью зависящую от него. Глубокие темные глаза ждали правды, и Маргарет решила во всем ему признаться и таким образом освободиться от обуревавших ее чувств.

– Ты извини, Джонатан, – начала она, стараясь собраться, чтобы выговориться, – но я обманывала тебя тогда, в Лулворте. Я понимаю, это было очень плохо, и сейчас я плачу за это… Но я вовсе не изменилась, я никогда и не была такой, какой тебе казалась. Ты просто по-настоящему не знал меня, я совсем другой человек…

Маргарет еле сдерживала нервную дрожь.

– Так какая же ты на самом деле? – глядя ей прямо в глаза, спросил Джонатан.

Покачивая мирно спящую девочку, Джонатан приготовился слушать заметно нервничающую Маргарет. Радостное чувство от встречи с ней не остывало. Она казалась ему еще прелестнее со светло-золотистыми волосами, отбрасывающими блеск на матовую белизну кожи, с нежно розовеющими губами и точеным носиком. После рождения ребенка ее стройное гибкое тело приобрело грациозную округлость. Как хотелось ему увидеть ее всю, без этого красивого платья, убранную только сияющим водопадом пышных волос! Он помнил, как любил перебирать пальцами эти легкие пряди, приникнув к теплым губам…

– Я позволяла тебе решать все за меня, – продолжала Маргарет, не замечая, как он смотрит на нее, – а мне следовало… Ну, видишь ли, я была притворщицей, старалась быть совсем не такой, какой была на самом деле…

– Что ж в этом такого, чтобы стыдиться? – успокаивающе сказал Джонатан. – Людям вообще не свойственно раскрываться до конца.

– Ты не понимаешь. – Она в отчаянии покачала головой. – Я бесстыдно пользовалась твоим великодушием. Даже не поблагодарила тебя за похороны отца, ведь ты столько сделал. Правда, о том, что ты заплатил за все сам, я догадалась позже, когда не обнаружила в бумагах никаких записей о расходах на похороны. Я могла бы написать тебе, однако не написала.

Джонатану показалось, что он понял, чем вызвана эта вспышка раздражения.

– Ну-ну, – мягко сказал он. – Ты слишком возбуждена из-за случившегося. Но все позади, и ты скоро успокоишься и станешь самой собой.

– Но я именно такая, какой ты видишь меня сейчас, вот что я все время пытаюсь тебе объяснить!

«Нет, – подумал Джонатан, – ты не такая». В самые тяжелые минуты он вспоминал о Маргарет и словно видел перед собой ее свет, ему становилось легче. Так было и в тюрьме у испанцев. Когда же ему удалось вырваться оттуда, он целый год ничего не ощущал, кроме неукротимой ненависти к палачу, который его истязал. Эта ненависть грозила поглотить его целиком. Но всего несколько минут с Маргарет пробудили давно умершие в нем чувства – радость, удивление, любопытство.

– Хочешь сказать, что ты с характером? Вот об этом я действительно не догадывался. Как же тебе удавалось его скрывать? А знаешь, тебе идет, когда ты сердишься, – говорил Джонатан шутливым тоном в надежде ее успокоить.

– Перестань дурачиться, я серьезно! – выкрикнула Маргарет.

– Хорошо, хорошо, – покорно вздохнул он. – Там, в Лулворте, мне было с тобой так хорошо, что я боялся этому верить. Но вот когда ты почему-то восставала против моих предложений чем-нибудь помочь тебе, мне начинало казаться, что между нами что-то не так.

– Ты угадал, наконец, но это слишком слабо сказано, – возбужденная Маргарет так и сыпала словами. – Ты воображал меня слабой беззащитной девушкой, относился ко мне, как к стеклянной безделушке, которая вот-вот разобьется, а я была противной, грешной девчонкой, отвратительно льстила тебе, позволяла возиться с моими делами, хотя мне это вовсе не нравилось и было не нужно.

– Не понимаю, тогда почему ты все это терпела? – Джонатан почувствовал, что Пэйшенс проснулась, и обратился к ней: – Ты знаешь, бесенок, что твоя мама своенравна? И почему она скрывала это от меня?

– Она знает, – почти в бешенстве закричала Маргарет, – в Клифтоне все знают! А скрывала, доводя себя чуть не до сумасшествия, потому что мужчины терпеть не могут сильных женщин! Если бы ты знал об этом, ты никогда бы не полюбил меня, скорее всего даже не заметил бы. А я изо всех сил старалась…

Маргарет вдруг замолчала, испугавшись, что чуть не проговорилась.

Джонатан остановился, пораженный. Боже правый, его, оказывается, провели! Он-то думал, что это он выбрал свою Маргаритку, добивался ее, а на самом деле… Откинув голову, он разразился таким неудержимым хохотом, что, глядя на него, девочка тоже радостно засмеялась. Джонатан впервые смеялся от всего сердца за полтора года. Да, эта женщина полна сюрпризов!

– Что тут смешного? – настороженно поинтересовалась Маргарет.

– Я… я… – с трудом сдержавшись, он вытер слезы, – я был слишком самоуверен и даже не предполагал, что выбор может сделать сама женщина… Очень тебе благодарен, но каким же ослом я был! – Посмеиваясь, он снова зашагал к дому.

– Ну вот, теперь ты все знаешь, – сказала она более спокойно, стараясь не отставать от него, – и понимаешь, что со своими невзгодами я предпочитаю справляться сама и не желаю ничьей помощи.

– И часто тебе приходилось подчиняться чужой воле?

– Приходилось, – коротко ответила Маргарет дрогнувшим голосом.

Джонатан понял, что кто-то причинил ей боль, в нем вспыхнул гнев, но он погасил его.

– Наконец-то мы пришли.

Он остановился у широких массивных ворот усадьбы, пропуская ее вперед.

– Твой дед, кажется, не предупредил тебя о моем приезде.

– Как, вы переписывались? – Маргарет насторожилась. Значит, дед знал о его приезде, а может, даже об их отношениях в Лулворте. – О, – она задохнулась от возмущения, – дай-ка я первая поговорю с ним. Кажется, за эти годы он так и не догадался, что женщину провести не легко.

– Странно, что он ничего не сказал тебе, ведь я приехал, испросив его разрешения.

– Но зачем ты решил к нам приехать? Наши слуги получают хорошее жалованье, так что их не сманить в солдаты.

Джонатан схватил ее за руку и, быстро наклонившись, прошептал:

– Не так громко, прошу тебя. Я буду набирать рекрутов для отвода глаз. Но молчи об этом. Я расскажу тебе все потом.

– Не будет никакого «потом», – объявила Маргарет.

– Вот как? Я-то думал, что ты кружевница, а ты у нас прорицательница!

– Господи, ты по-прежнему любишь переводить серьезные вещи в шутку. Оставь свои поддразнивания и передай мне, наконец, дочку.