Только потом я узнала, что Эдуард добился этого, провернув кучу интриг. Последней были фотографии со свадьбы моего первого парня и его якобы честная переписка, где он за глаза поливал меня грязью.

Эдуард признался как любит тогда и предложил пожениться.

Тушь вздрагивает в руках и падает в раковину от нового стука охранника.

Они там угрожают выломать дверь, а я вглядываюсь в отражение, не узнавая себя. Ведь я почти забыла, как это, быть женщиной. В последний раз я приводила себя в порядок для светского вечера, когда, собственно, меня и бросили, унизив.

Полгода депрессии, полгода невероятно сладких ухаживаний Эдуарда. «Поживу в браке», — думала я: «Докажу себе и другим, что любима».

Кто же знал, что этим решением я буквально засовывала ногу в капкан?

— Эльвира Раилевна! — я вздрагиваю, потому что слышу голос Сафонова. — Борис, по его словам, пригласил вас уже пять раз! Так вы вообще не выйдете?!

Мне нечего сказать в свое оправдание, я держу в зубах заколку, делая последние манипуляции с прической, но даже если и могла бы, не стала бы посвящать мужчину в такие тонкости. Единственное оружие, которое у меня осталось — сразить его женскими чарами.

А об этом обычно вслух не говорят.

Дверь с треском слетает с петель. За ней олигарх. Он усмехается.

Я так и застываю, едва приладив на место заколку.

Сафонов в отражении скользит жадным взглядом по моим лодыжкам, коленям, бедрам, талии, плечам, затянутым в алый бархат, кивает как будто соглашаясь со своими мыслями.

А я только и делаю, что думаю о двери. Чем он это ее так? Я привыкла трепетно относиться к папиному наследству, но кроме этого Эдуард мне денег вообще не давал. Любой ремонт — моя проблема.

Эдик давно установил в моей ванной камеры — я старалась не думать, зачем они ему. Словом, в том, что я не делаю ничего странного, моя охрана могла не сомневаться.

— Простите, зачем…

Я оборачиваюсь.

— Не прощаю, — он делает шаг навстречу. — Даже несмотря… на внешний вид.

Сафонов останавливается на расстоянии одной руки. Его запах это что-то от чего я пьянею.

Впрочем, я тут же смотрю в теперь уже расстегнутый ворот рубашки олигарха — там прибавился засос. От Сафонова тянет нотками алкоголя и я догадываюсь, что муж наверняка прислал ему на прощание какую-то из эскортниц с бутылкой виски.

В голове тут же рисуется картина: он в том самом кресле, которое принадлежало отцу и она на его коленях, покрывает грудь олигарха поцелуями. Он ждал пока я стану третьей? Или она ему надоела?

Злость застит глаза.

Я замахиваюсь для пощечины, потому что вижу, что Сафонов смотрит не куда-нибудь, а прямо в вырез моего платья.

Олигарх перехватывает мою руку и заводит мне за талию.

— Это мы уже проходили, — смеется.

Вырываюсь.

— Я не пойду!

— Тогда придется отнести, — звучит непринужденно и как будто бы шутливо.

Я не успеваю понять, что происходит, как взмываю — Сафонов укладывает меня на свое плечо.

— Я не присоединюсь к вам! — колочу ему по спине и следом ощущаю чувствительный шлепок по ягодицам.

Долго сопротивляться я не могу — боль в животе почти достигает своего пика, и я обмякаю, чувствуя, что темнеет в глазах.

Сафонов, кажется, принимает это за капитуляцию.

— Ей-богу, Эльвира, а ты не только заводишь, но и умеешь бесить!

Все, что меня сейчас радует — я успела накинуть ремешок сумочки и она сейчас болтается на мне почти так же безвольно, как и я на плече олигарха.

Там таблетки снотворного, которые я растолкла в порошок.

Только вот я рассчитывала, что у нас с олигархом будет другой разговор, такой, что я сумею отвлечь его внимание…

Мы оказываемся в самом дорогом номере отеля. Я была настолько сбита с толку болью и этим дурацким путешествием, что не подумала даже о том, что предпринять. Все, что приходило в голову — злиться.

Еще никто не носил меня на плече, словно мешок с картошкой и нас при этом не сопровождала охрана.

Сафонов открывает номер карточкой и ставит меня на пол. За нашими спинами хлопает входная дверь. Все. Ловушка закрылась.

Оглядываюсь по сторонам, нервно переводя дыхание. Ведь все не может для меня так закончиться! Пальцы чуть-чуть подрагивают — я не могу позволить мужу сбежать с моим ребенком! Так, получается, вся жизнь потеряет смысл. Более того, я себя прокляну…

Боль в животе становится невыносимой и я делаю шаг назад, потому что темнеет в глазах, сердце стучит под горлом. Нет, только не сейчас!

Олигарх наклоняется к моей шее, от него едва уловимо тянет алкоголем и сигарами. Сумочка падает с плеча, и я пытаюсь ее поймать, но вещь невовремя оказывается в пальцах у Сафонова.

Он щурится так, словно знает что там. Я холодею: не может же олигарх быть настолько умным!

— Я думала п-поговорить о… — вырывается.

Сафонов придвигается ближе, откидывая сумку в сторону.

Он дышит мне практически на ухо и я задерживаю дыхание, пытаясь не воспринимать то, какой он. Это к худшему.

— Странно, а я только и делаю, что думаю о твоем наказании, — Сафонов заводит колено между моих ног. — Поговорим, когда…

Он смотрит мне в лицо.

— У меня важная информация…

Усмехается и накручивает мою прядь на палец.

— Да? — от взгляда Сафонова в декольте становится неловко. — Зачем тогда накрасилась и оделась? Я очень не люблю провокации, особенно, когда они такие неловкие.

Сафонов прав: похоже, мне не превзойти его в ловкости.

Олигарх подхватывает меня под ягодицы, разворачивает к двери спиной и прижимает к полотну. Кажется, я раньше видела такое только в фильмах. Но сейчас я почти не могу соображать от боли.

Секс это не то, чего я хочу.

Руки олигарха пробираются под ткань платья и снова касаются там, где не должны. Если бы не боль, я бы наверное опять потеряла голову от этих ощущений, но сейчас мое состояние их смазывает. Теряю концентрацию и ненавижу себя за это. Похоже, я проиграла. Попалась как мышка в лапы кошке.

— Скромница, которая хочет, — он оттягивает резинку моих трусиков. — В этом замешан твой муж?

— Нет.

Это неправильно, но ведь действительно хочу даже несмотря на боли.

— Не надо! — пытаюсь оттолкнуть.

Сафонов кажется замечает, что я не так отзывчива как в прошлый раз.

— Теперь ты испугалась?

— Нет, — повторяю, как заведенная.

Да в жизни не дам понять, что я боюсь. Пытаюсь ответить гордым взглядом, но выходит скорее жалко. Сафонов вглядывается в меня несколько томительных, невероятно