– Давайте поскорее выберемся из этой дыры, – продолжила Роза. – Я почти ничего не вижу среди этого дыма. Денистон, дорогой, пожалуйста, найди кеб, и пусть в него погрузят багаж Кейти. Я жажду поскорее привезти ее к нам и показать ей малютку, прежде чем та сжует свой новый атласный пояс или сделает еще что-нибудь ужасное и испортит свою внешность. Я оставила ее, Кейти, сидящей в лучшем наряде – во всем великолепии и в ожидании того момента, когда она будет представлена тебе.

– Мой большой дорожный сундук должны переправить прямо на пароход, – объяснила Кейти, передавая багажную квитанцию мистеру Брауну. – Так что, пожалуйста, пусть в Лонгвуд доставят только маленький чемодан.

– Ну вот, как тут уютно! – заметила Роза, когда они уселись в кеб и саквояж Кейти стоял у них в ногах. – Денистон, любовь моя, я хотела бы, чтобы ты ехал с нами. Тут есть хорошенькая маленькая скамеечка, как раз для мужчины твоего роста. Не хочешь? Ну, тогда возвращайся первым же поездом. Не забудь… Ну как, разве он не такой очаровательный, как я тебе говорила? – спросила она, едва лишь кеб тронулся с места.

– Да, он действительно очень симпатичный, насколько я могу судить после трех с четвертью минут знакомства.

– Дорогая моя, всякому, даже не обладающему исключительной проницательностью, не должно потребоваться и минуты с четвертью, чтобы понять, что Денистон – самый славный малый, какой только когда-либо жил на свете, – заявила Роза. – Я обнаружила это через три секунды после того, как впервые увидела его, и не успел он еще закончить свой поклон, когда нас представили друг другу, как я уже была в него отчаянно влюблена.

– А он был так же скор? – спросила Кейти.

– Он уверяет, что так, – мило покраснев, ответила Роза, – но как он может говорить иначе после моего такого откровенного признания? Делать вид, что это именно так, – знак элементарной порядочности с его стороны, пусть даже он и говорит неправду. Ну а теперь, Кейти, взгляни на Бостон, разве можно не полюбить его!

Кеб уже повернул на Бойлстон-стрит, и по правую руку от них раскинулся Коммон[18]– большой парк, по-летнему зеленый после недавних дождей, с развесистыми вязами, все еще покрытыми листвой. Длинные косые лучи осеннего послеполуденного солнца пробирались сквозь ветви и падали на дерн и дорожки, где прогуливались и сидели взрослые и весело играли дети. Это было чудесное зрелище, и у Кейти осталось впечатление простора, радости и свежести, которое потом всегда ассоциировалось у нее с Бостоном.

Розу вполне удовлетворили выражения восторга, вырывавшиеся у Кейти, пока кеб ехал по Чарлз-стрит, между парком и городским садом, пламенеющим осенними цветами, а затем вдоль Бикен-стрит, где между красивыми домами виднелась сверкающая голубая полоса залива. Каждый парадный вход и эркер оживляли растения в горшках и ящики с цветами; и множество веселых, беззаботных людей пешком, верхом и в экипажах перемещалось туда и сюда, словно легкие волны спокойного моря, а солнце своим сиянием придавало великолепие всей этой картине.

– «Бостон показывает свою нежную венецианскую сторону», – процитировала Кейти. – Теперь я знаю, что хотел сказать мистер Лоуэлл[19], когда написал это. Не думаю, что есть на свете место красивее, чем Бостон.

– Конечно нет, – решительно заверила Роза, которая оставалась преданной маленькой бостонкой, несмотря на то что почти всю жизнь провела в Вашингтоне. – Я, разумеется, видела не так уж много городов, но это неважно – я все равно знаю, что это правда. Поселиться здесь – мечта моей жизни. Неважно, в каком квартале, лишь бы в Бостоне.

– Но разве тебе не нравится Лонгвуд? – удивилась Кейти, с восхищением глядя на хорошенькие загородные домики в зелени кустов и вьющихся растений, стоящие вдоль дороги, по которой теперь ехал кеб. – Он кажется таким красивым и привлекательным.

– Да, он неплох для тех, кого влекут красоты природы, – отозвалась Роза. – Меня не влекут; никогда не влекли. Я ни к чему не испытываю такого отвращения, как к Природе! Я прирожденная горожанка. По мне, лучше жить в маленькой комнатушке на Джордане или Марше и видеть, как живет мир, чем быть владелицей самого романтичного загородного особняка, где бы он ни был расположен.

Тем временем кеб свернул в ворота, покатил по дугообразной подъездной дорожке, обсаженной деревьями, к хорошенькому каменному домику и остановился возле крыльца, увитого диким виноградом.

– Вот мы и приехали! – воскликнула Роза, выпрыгивая из кеба. – Ну, Кейти, ты не должна терять время даже на то, чтобы присесть, прежде чем я покажу тебе самую восхитительную малютку, какая когда-либо являлась на эту грешную землю. Дай-ка твой саквояж. Пойдем прямо наверх, и ты ее увидишь.

Вдвоем они побежали наверх, и Роза ввела Кейти в большую солнечную детскую, где в маленьком плетеном креслице, перевязанном поперек розовыми ленточками, под наблюдением красивой молоденькой няни сидела прелестная, пухленькая, беленькая малышка – точная копия Розы в миниатюре, так что ни у кого не могло бы возникнуть сомнений относительно степени их родства. Едва увидев свою веселую юную маму, малышка принялась смеяться и гукать, а на румяной щечке появилась точно такая же ямочка, как у Розы. Кейти была очарована.

– Ах ты прелесть! – воскликнула она. – Как ты думаешь, Роза, пойдет она ко мне на руки?

– Ну конечно пойдет! – отвечала Роза, хватая крошку, точно это была подушка, и толкая ее головой вперед в объятия Кейти. – Ну, только посмотри на нее и скажи мне, видела ли ты за всю свою жизнь что-нибудь более обворожительное? Крупная, правда? Красивая, правда? Милая, правда? Ты только посмотри, какие у нее маленькие ручки, какие волосики! Она никогда не плачет, кроме тех случаев, когда заплакать – ее прямой долг. Смотри, как она поворачивает головку, чтобы взглянуть на меня! Ах ты ангел! – И, схватив долготерпеливую малютку, она чуть не задушила ее поцелуями. – Никогда, никогда, никогда не видела ничего милее! Понюхай ее, Кейти! Райский запах, правда?

Маленькая Роза действительно была прелестным ребенком, добродушным, пухленьким – сплошь ямочки и фиалковая пудра – с кожей нежной, как лепесток лилии, и со счастливой способностью без возражений позволять осыпать себя ласками и обнимать. Кейти не хотелось выпускать ее из рук, но на это Роза ни в коем случае не могла согласиться; могу сказать сразу, что обе они потратили значительную часть того времени, которое Кейти провела в Лонгвуде, на борьбу за владение малюткой, которая смотрела на них и улыбалась победительнице – кто бы этой победительницей ни оказался – с философским спокойствием Елены Прекрасной[20]. Девочка была такой послушной, веселой и спокойной, что ухаживать за ней и развлекать ее было не труднее, чем играть с птичкой или с котенком, но, как заметила Роза, «в сто раз интереснее».