Кейбел тихонько смеется, от уголков глаз разбегаются морщинки. А потом молча смотрит на нее. И улыбается той самой улыбкой, которая запомнилась Джейни с истории со скейтбордами.

Но улыбаться в ответ она сейчас не расположена.

— Ладно, вернемся к нашему маленькому приключению, — говорит девушка. — Все это страшно унизительно. Мне... мне ужасно стыдно, в голове полная каша, и мне трудно выносить то, какой ты весь из себя хороший. И я не хочу отнимать у тебя время, хватит и того, что бездарно трачу свое. В общем, будет гораздо лучше, если ты просто, ну, ты понимаешь...

Фраза заканчивается беспомощным взглядом.

Кейбел моргает.

Морщит лоб, всматриваясь в ее лицо.

— А, вот оно что, — говорит юноша. — Ты и правда хочешь, чтобы я пошел домой. Тебе стыдно, что я теперь тоже в курсе всей этой истории.

Джейни молча смотрит себе под ноги.

— Понятно, — продолжает Кейбел, осторожно подбирая слова. — Извини, Дженерс. Я как-то сразу не врубился.

Он быстро встает. Идет к лифту. Джейни следует за ним.

— Ну, пока, — говорил Кейбел уже возле лифта. — Позвони мне, когда... в общем, позвони.

— Позвоню, — отвечает Джейни, пробегая взглядом объявление на стене: «ПРОСИМ ПОСЕТИТЕЛЕЙ ОТКЛЮЧАТЬ СОТОВЫЕ ТЕЛЕФОНЫ». — Или эсэмэску пошлю. Но сейчас мне правда лучше самой с этим разобраться. Я люблю тебя.

— Да. Хорошо. Я тоже тебя люблю.

Кейбел неуверенно машет ей рукой, поворачивается, но тут же оглядывается через плечо.

— Эй! Ты знаешь, что с двух до пяти утра автобусы не ходят?

Джейни улыбается.

— Знаю.

— И смотри не дай себя затянуть в чей-нибудь сон, ладно?

— Тсс! Ладно, ладно.

Девушка озирается — не слышал ли его кто? И пока он не придумал что-нибудь еще, ускользает обратно в приемную.

Сидеть, ждать и думать.

В одиночестве.

_____

1.12

Она дремлет в кресле в приемной.

Неожиданно она чувствует чей-то взгляд и, встрепенувшись, выпрямляется.

Ну, по крайней мере, ее мать одета, а не в одной ночной рубашке, как говорила Керри.

— Привет, — говорит Джейни.

Встает. Идет к матери и останавливается, чувствуя неловкость. Непонятно, как вести себя дальше. Обниматься? Вроде бы в мыльных операх так и делают. Бред какой.

Доротея Ханнаган вся в поту. Ее колотит. Джейни совсем не тянет к ней прикасаться, сейчас она вообще кажется ей посторонней, чуть ли не потусторонней.

Ну а потом и вовсе начинается сущий дурдом.

— Где ты шаталась? — в голос кричит Доротея. — Пропала с концами, слова матери не сказала. До чего дошло — даже сюда меня пришлось везти чужой соседской девчонке. — У нее трясутся руки, взгляд злобный, подозрительный. — Ну конечно, на мать тебе наплевать! Тебе лишь бы болтаться с этим парнем день и ночь напролет!

Эти горькие обвинения, причем не столько сами слова, сколько тон, которым они произносятся, поражают Джейни до глубины души.

— Боже мой! — вырывается у нее.

— Что, больше и сказать нечего?

Дрожащими руками Доротея открывает рваную сумочку из винила и начинает в ней рыться. Какие-то скомканные бумажки и обертки вываливаются на кресла в приемной. В сумке явно нет того, что она ищет. Доротея прекращает поиски и плюхается в кресло.

Джейни стоит рядом и смотрит на нее.

Ее и саму немножечко трясет.

Она не знает, что со всем этим делать. И почему она вообще должна делать хоть что-то.

«Мало я нахлебалась дерьма, так теперь еще и это», — мысленно произносит она, обращаясь неизвестно к кому. Может быть, к Богу. Этого она не знает. Зато точно знает другое — было бы очень здорово покончить со всем этим, да поскорее. А лучше всего было бы оказаться где-нибудь подальше.

Однако вместо этого она сгребает в кучу содержимое сумочки, запихивает обратно и берет мать за руку.

— Пошли. То, что ты ищешь, наверняка дома. Идем.

Потянув мать за руку, Джейни поднимает ее на ноги.

— Пошли, пошли. Нам нужно успеть на автобус.

— А где твоя машина? — капризно спрашивает Доротея. — Та девчонка привезла меня на твоей машине.

Джейни моргает. Потом трясет головой и тащит ее к лифту.

— Да, мама. Это теперь ее машина. Я продала ей машину несколько месяцев назад, помнишь?

— Ты мне ничего не говорила.

— Просто...

Джейни вспыхивает.

«Я ничего тебе не говорила? Или ты все мозги пропила и ничего не помнишь?»

Она набирает воздуха, медленно выпускает его и произносит:

— Слушай, просто идем, и все, ладно? И не позорь меня.

— Да, только и ты меня не позорь.

— Ни в коем случае.

Уже уходя, Джейни бросает через плечо взгляд в сторону больничного отделения, где сейчас, вполне возможно, лежит ее отец. Живой или мертвый, девушка не знает.

Да и не хочет знать.

Ну разве что надеется, что он поспешит отправиться на тот свет, избавив ее от необходимости иметь дело еще и с ним. Ибо, насколько Джейни может судить по собственному опыту, родители — это сплошная морока, и ничего больше.

_____

2.10

Всю дорогу домой в почти пустом автобусе Доротея нервно дергается, словно наркоманка. А Джейни в это время старается не угодить в сон съежившегося на сиденье бездомного пассажира и тихо радуется хотя бы тому, что путь недолгий.

Возле дома она обнаруживает на ступеньках крыльца свой чемодан.

— Черт побери, Кейб, — бормочет Джейни себе под нос. — И почему ты, на хрен, всегда такой заботливый?

Мамаша первым делом рулит на кухню, выуживает из-под раковины бутылку водки и, не сказав больше ни слова, отбывает в свою комнату. Джейни ее не удерживает. Поговорить об этом Генри можно будет и завтра, когда Доротея проспится и будет, по крайней мере на какое-то время, более или менее вменяемой.

Она отправляет Кейбелу сообщение.

«Мы дома».

_____

Несмотря на поздний час, он отвечает немедленно.

«Понял. Целую. Завтра увидимся?»

— На сегодня все, — бормочет Джейни, выключая телефон.

Она со вздохом кладет телефон на тумбочку, ставит чемодан возле кровати и валится на постель.

* * *

4.24

Джейни спит.