Песчаный берег был совершенно белый. Простираясь от одного мыса к другому в виде узкого серпа тончайшего песка, он вбирал в себя все, что морские вихри наметали с подветренной стороны острова. Сплавной лес громоздился довольно высоко на линии прибоя под зарослями ольхи, однако еще ниже песок был нетронут и гладок, как стол. Ходить по нему было приятно. Если идти по кромке воды, следы лапок превращаются в маленькие колодцы, которые тотчас заполняются водой. Муми-тролль искал ракушки для мамы, но те, что валялись на берегу, все были ломаные. Может, их разбили волны.

Но вот что-то блеснуло на песке: это была не ракушка, а очень маленькая лошадиная подковка из серебра. Совсем рядом на песке тянулся след, ведущий прямо вниз, в море.

— На этом самом месте в море прыгнула лошадь и потеряла одну из своих подков, — серьезно констатировал Муми-тролль. — Так оно, верно, и было. И лошадь совершенно необычная, маленькая. Интересно, лошадка посеребрила свою подковку или она с самого начала была серебряная? — Подняв подковку, он решил подарить ее маме.

Чуть дальше следы выбегали прямо из моря. Значит, это Морская лошадка, таких он никогда не видел. Они водятся только далеко-далеко в море, там, где головокружительная глубина. Муми-тролль надеялся, что у этой Морской лошадки дома были запасные подковки.

Лодка лежала в стороне со свернутыми парусами, и, казалось, ей никогда больше не захочется плавать. Ее вытащили слишком высоко на берег, и ничего общего с морем у нее больше не было.

Муми-тролль стоял, молча глядя на «Приключение». Ему было немного жаль лодку, но, может, она спала. И вообще им надо как-нибудь вечером закинуть сеть.

Но вот тучи начали свое шествие над островом, спокойные, плывущие рядом тучи, серо-голубые вплоть до самого горизонта. Берег был очень уединенным, и Муми-тролль подумал: «Я иду домой». А дома перед маяком была лестница. Долина же, где они жили, внезапно оказалась слишком далеко. Кроме того, он нашел серебряную подковку, принадлежавшую Морской лошадке. Это как-то решало дело.

— Но он же не мог все забыть? — повторял папа. — Ведь он же знал Смотрителя маяка. Они жили на одном острове. Должно быть, были друзьями!

— Он ничегошеньки не помнит! — сказал Муми-тролль.

Малышка Мю вдохнула носом воздух и выдохнула между зубами.

— Этот Рыбак настоящий растеряха с водорослями вместо мозгов, — сказала она. — Я сразу это увидела. А если двое растерях живут на одном острове, они либо знают друг о друге все, либо не желают знать друг друга. Тут, вероятно, и то и другое. Думаю, второе — благодаря первому. Поверьте мне, я ведь жутко умная.

— Только бы не было дождя, — пробормотала мама.

Окружив Муми-тролля, они смотрели на него; теперь, когда солнце скрылось, стало совсем холодно. Все были как-то растеряны, смущены, и у Муми-тролля пропало желание рассказывать о доме, построенном для того, чтобы смотреть на волны. И было совершенно невозможно именно сейчас, когда все стояли в такой нерешительности, отдать маме лошадиную подковку. Он решил отдать ее чуть позднее, может, когда они останутся одни.

— Только бы не было дождя, — снова повторила мама. Она отнесла медный чайник к очагу и поставила цветы, сорванные папой на берегу, в воду. — А если пойдет дождь, — продолжала она, — мне придется вычистить одну из кастрюль и набрать в нее дождевой воды. Если здесь только есть какие-нибудь кастрюли…

— Все это я выясню! — жалобно воскликнул папа. — Потерпите, все уладится! Мы не можем думать о еде, дожде и других мелочах, пока я не найду ключ!

— Ха! — воскликнула малышка Мю. — Этот Рыбак швырнул Смотрителя маяка вместе с ключом в море, уж поверьте мне. Здесь творились большие кошмарные дела, уж поверьте мне! А будет еще хуже!

Папа вздохнул. Обойдя маяк кругом, он вышел на скалы, обращенные к морю, где никто не мог его видеть. Семейство иногда мешало ему, все они не могли серьезно заниматься делами. Интересно, всем ли папам приходится так трудно, как ему.

Итак… Идея выспать во сне ключ или искать его была ошибочной. Его надо было вычувствовать. Папе надо попытаться настроить себя на тот же лад, на какой настраивал себя когда-то его тесть. Теща всю свою жизнь теряла и разбрасывала вокруг все, что у нее было, а остальное просто забывала. Тогда тесть мысленно сплетал в своей голове воедино целую цепь разных деталей. И больше ничего не требовалось. Он всегда находил. А потом ласково говорил: «Старая ты рухлядь!»

Папа попытался последовать примеру тестя. Он бесцельно слонялся среди скал и пытался сплести в своей голове воедино цепь из окружавших его деталей. В конце концов ему показалось, что все, чем была занята его голова, он перетряхнул в памяти, и все детали начали прыгать, как горошины в банке. Но больше ничего не случилось.

Его лапы отыскали протоптанную дорожку, извивавшуюся среди больших камней и глыб в низкой, сожженной солнцем траве. Пока папа ходил там, пытаясь сплести вместе все детали, он вдруг подумал, что, возможно, именно Смотритель маяка протоптал эту тропинку. Должно быть, этот Смотритель множество раз ходил этой дорогой. Давным-давно. И, должно быть, выходил прямо на прибрежные скалы, точь-в-точь как это делал папа. Тропинка кончилась, ничего, кроме пустынного моря, там не было.

Папа подошел к краю скалы и посмотрел вниз. Гора здесь отвесно и причудливо спускалась вниз, одна крутизна сменяла другую — сплошное танцующее сочетание резких изгибов, крутых поворотов и красивых коварных линий, сочетание, тянущееся глубоко-глубоко вниз. Вокруг подножия горы бормотал прибой, огромные массы воды поднимались и падали, ударялись о скалы и снова падали навзничь, словно огромные, бредущие ощупью существа. Черная вода лежала внизу, в тени.

Папины лапы дрожали, и чуточку кружилась голова. Он быстро сел, но не мог заставить себя не смотреть вниз; это было огромное море, глубочайшее море, совсем иное, чем то, которое, играя у них дома вокруг причала, выбрасывало волны на берег. Сильно наклонившись, папа увидел маленький уступ как раз ниже вершины. Как-то само собой получилось, что он соскользнул вниз в гладкую пещерку в отвесной скале, полую и круглую, как стул. Миг — и он оказался совершенно одинок и изолирован от мира, вокруг него были только небо и море.

Здесь, должно быть, сиживал Смотритель маяка. Он сиживал здесь часто. Папа задремал, вокруг него все было головокружительно величественно, и шум в голове был сильнее, чем когда-нибудь. Иногда Смотритель маяка приходил сюда, когда на море начиналось сильное волнение… Он видел, как чайки плыли по ветру к грозовому небу, а брызги прибоя летели вверх — они летели под ним и перед ним, словно тучи снега. Круглые жемчужины воды поднимались и какое-то мгновение отдыхали в воздухе, прежде чем опуститься, опуститься в черноту и грохот там, внизу…