тяжелых монистах, зашла в их двор. В руках она держала дохленького утенка. Баба Пелагея быстро затащила Алюську в дом и закрыла за ней дверь.

– Чего тебе, Шанита? Девочка нечаянно задавила, чего ты хочешь?

Бабка могла на удивление правильно говорить по-русски, но чаще все же говорила на малороссийском, мешая украинский и русский говор.

– Так брильянтовая! Я утенка тебе принесла, показать. Мне что делать скажешь? У меня вон дети голодные, я утят этих с последних денег выкармливаю, а твоя задавила. Плохо, алмазная. Решить надо чего.

Пелагея молча пошла в дом, и через две минуты выскочила. В старом решете она несла пять цыплят.

– На! Держи!

Шанита взяла решето, поцокала языком довольно и улыбнулась.

– Давай девчонке твоей погадаю. Все скажу. Всю жизнь её вижу. Денег не возьму. Там есть чего сказать, жизнь яркую проживет, звезда у нее за спиной так и светит. Слепит!

– Иди, иди. Гадалка чортова! Нехристь!

Тут Пелагея погорячилась, Шанита исправно ходила в церковь, но уж больно жаль было цыплят…

…Аля целый день была сама не своя. Все что она не делала, валилось из рук, она не замечала времени и думала только об одном. Лачо…Ей и хотелось этого до странного ощущения сладкой боли где-то внутри, и страшно было идти к цыганам.

Наконец, отнеся ведро с теплым, аж парящим молоком в сени и постирав в прогретой воде марлю, Аля собралась. Еще не начало темнеть, но близкое ощущение теплого, ласкового вечера появилось, сгустились запахи цветов и близкой воды

Она задумчиво посмотрела на себя в зеркало…Ну и что? Расхристанная коса, замурзанное старенькое платье. Ноги в цыпках и серые от пыли. В деревне все время была такая пылюка от прогретой на горячем солнце серой плодородной земли. По пыли было здорово бегать, ноги проваливались в теплое нежное облако почти до щиколоток, а сзади поднимался пушистый хвост. А когда шел дождь…

Аля тряхнула головой и решила ничего не делать со своей внешностью, только пригладила рыжие волны, выбившиеся из косы и смыла пыль с ног.

Тяжелая калитка была не закрыта, в цыганском дворе никого не было, только куры что-то лениво клевали в лысых ошметках муравы и Полкан, свернув хвост колечком, дремал на цепи у конуры.

–Рая! – Не очень уверено позвала Аля, вдруг охрипшим и дрожащим голоском.

"Да в конце концов! Чего я боюсь то!" – вдруг зло подумала она и уже громче крикнула- «Рай! Выйди на минутку!"

Никто не отзывался.

«Уйти быстрее! – спасительная мысль резанула, – «Быстрее, пока никто не видел!» Но, тут же обвинив себя в малодушии, передумала: «Нееет уж! Раз пришла!»

Она подбежала к резным дверям огромного дома и потянула их на себя. Двери поддались… В темных прохладных сенях пахло какой-то травой и было темно. На ощупь, перебирая руками по гладко выкрашенной стене, Аля толкнула еще одну дверь и оказалась в коридоре. В длинном и узком коридоре не было так темно, в него проникал тусклый свет, и он, казалось, тянулся бесконечно. Лишь где-то, в конце был виден солнечный луч, откуда -то проникающий неожиданно и ярко и в нем плясали пылинки.

Аля пошла по коридору, выстланному пушистой цветной дорожкой. По бокам все время открывались маленькие, как спичечные коробки комнатки, выстланные по полу, стенам, и похоже даже потолкам, разноцветными яркими коврами. «Рай!» – опять неуверенно и хрипло, позвала Аля, – «Ты дома?»

Никто не отвечал. Аля дошла до конца и вдруг очутилась в огромной светлой комнате. В ней тоже везде были ковры, только уже нарядно-светлые, легкие. А посередине стоял огромный стол и красивые резные стулья. И патефон, новый, шикарный, дорогой. Но больше всего потряс Алю телевизор, гордо стоящий на высокой тумбе. Экранчик правда был маленький, но толстая, выпуклая линза увеличивала его в разы. Аля никогда не видела телевизора, только слышала о нем от подружек. И, на цыпочках подкравшись поближе, стала искать, где включить!

–Бахталэс, пшан. Мишто явъян!* – вкрадчивый мужской голос прошептал почти над ухом. Лачо! Аля вздрогнула и попыталась убежать. Но он держал ее крепко, руки были горячими и жгли плечи, но Аля рванулась, высвободилась и понеслась по коридору к выходу. Бросившись на дверь всем телом, вывалилась сначала в сени, потом на двор и, распугав кур, отчего они, хлопая крыльями бросились врассыпную, вылетела на улицу.

«Христос с тобой, окстись!» – Баба Пелагея отпрянула от нее, как от чумы и перекрестила – «Куды ж тэбе, скажену?» «Я уток пойду заберу, поздно уже, темнеет» – Аля понеслась через огород к реке и только там, на берегу, чуть успокоилась.

– Утя, утя, утя – раздавалось со всех сторон в густеющей тишине берега…

– Утя, утя, утя – закричала и Аля, чувствуя, как постепенно утихает бешеный темп рвущегося из груди сердца

* – привет, сестра. Добро пожаловать

Глава 8. Коса

– Мам, ну хватит, голова уже отваливается, так дергаешь!

Еженедельная экзекуция подходила к концу. Посредине кухни, на ножках перевернутой табуретки был установлен таз. На плите бурлила здоровенная кастрюля с водой, правда воды в ней уже осталось немного.

Алька стояла на коленях перед тазом, а мать, вся потная и распаренная стирала дочкины волосы, стирала так, как стирают бельё – хозяйственным мылом. Все пробы нормально помыть голову оказывались неудачными, Аля совершенно не справлялась со своей гривой и промыть ее не могла. Потом мать в ковшике развела уксус и шарахнула в таз, окатив многострадальную рыжую копну. Кое-как отжав плотную, струящуюся массу, завернули ее в огромную простыню, а потом еще долго отжимали полотенцем.

Потом обе красные, как раки, устало плюхнулись пить чай. Прихлебывая с ложечки бабкино вишневое варенье с вязкими вишенками и сплевывая косточки в блюдце, Алька говорила матери раздраженно и уверенно:

– Мам, я косу отстригу!

–Чтооо? Ты сдурела, что ли? Да в ней вся красота твоя, чуднОе создание! Не вздумай, смотри!

– Сейчас это не модно совсем. У меня платье… Ты представь, как с ЭТИМ платьем и новыми сережками будет выглядеть твоя дурацкая коса.

–ТВОЯ коса! Отлично будет выглядеть! Платье пышное, косу мы поднимем, сделаем ракушку на затылке, а потом туго заплетем, уложим на шее, завитки выпустим. Серьги на виду! Красавица будешь, глаз не оторвать. Геля, добром прошу, не трогай волосы. Не дури!

– Идиоткой я буду выглядеть. И деревней! Мне вчера Лилька журнал показывала, так там ни у одной манекенщицы нет волос длинных. Максимум – бабетта. Ты знаешь, что такое бабетта?

– Дуррета! Это я знаю – вон напротив сидит.