— Какие показания? — крошка после этих слов еще раз для собственного успокоения дверь дергает, а после съехавшую маску поправляет. А я так надеялся на случай нечаянно упавшего полотенца. Вечно у девушек узлы хлипкие, ничего не держится на теле.

Эх, не повезло.

— Как ты здесь оказалась? А если уж совсем точно — кто ты? Я могу и к Тохе пойти, но, чувствуется мне, наеба… Нагнуть, ладно, здесь же все-таки леди, хотели именно его. Ты ведь не Кассандра.

Я вижу, как она вмиг закрывается от меня. Строит какую-то стену, даже шаг назад делает, обдав меня своей холодностью. Как будто я перед глазами пойманной пташки захлопнул выход из клетки и обмотал прутья стальной широкой цепью, чтобы она точно вырваться никогда не смогла.

Наверное, в своей голове малышка уже записала меня в садисты.

— Эй, тише, хорошо? — пытаюсь исправиться, потому что запуганные глаза неожиданно рвут что-то внутри меня. — Я не побегу тебя сдавать, мне вообще, честно говоря, глубоко плевать на все, что ты здесь провернула, но…

— Всегда есть какое-то «но». Теперь ты опустишься до шантажа? — девочку штормит, и она, кажется, сама не замечает, как начинает огрызаться.

Только глаза все еще блестят от застывших в них слез, а ресницы подрагивают.

— Но ты позволишь мне еще раз прикоснуться к тебе без попытки выцарапать мне глаза и дикого истеричного визга. Я не из тех, кто любит слишком громко, — ухмыляюсь, когда до малышки доходит истинный смысл уточнения и она опять вспыхивает смущенно-розовым.

Крошка лишь послушно кивает, а я не уверен, что она действительно осознает, на что именно дала согласие. Девочка просто ухватилась за возможность моего молчания и думает, что я снова собираюсь ограничиться одним поцелуем.

Хрен там.

Я хочу ее трогать. Везде.

Жадно сминать платье на бедрах, добраться до упругих ягодиц и шлепнуть несколько раз, чтобы она застонала мне в губы и прижалась еще теснее, позволив мне прочувствовать затвердевшие соски, до которых я еще обязательно доберусь ртом.

Хочу стянуть с нее трусики и пальцами довести до состояния, когда девочка не способна устоять на ногах, между которыми отзывчиво мокро.

Так мокро, что можно насадить малышку на себя одним толчком до самых яиц и сразу начать двигаться в бешеном жестком темпе, слушая стоны удовольствия с улыбкой победителя на губах. И ей будет точно так же хорошо.

— Изменим немного правила игры, — резко тяну крошку на себя и впиваюсь пальцами в талию, чтобы в следующую секунду усадить ее на комод и встать точно между разведенными ножками.

Ну еще бы, малышка, ты не попыталась их свести обратно.

Нет уж, пусть все остается так, как есть. Устраиваю удобно ладонь на внутренней поверхности бедра, не позволяя девочке совершить задуманное. Никаких шансов сдвинуть эти потрясающие ножки.

— Мне не нравится, — она ерзает попкой и нечаянно сдвигается на самый край, а я кайфую, потому что стоит-то у меня уже давно, но именно сейчас член получил свою порцию внимания. Пусть даже пока это так поверхностно.

— А мне — очень. Очень нравится, малыш.

— Я… Чувствую, — смотрит в район моей ширинки и закусывает кончик языка, как будто обладает встроенным в глаза рентгеном и теперь я перед ней во всей красе, а я пользуюсь моментом и срываю чертову маску с ее лица.

Три.

Два.

Один…

— Нет! — бум.

Малышка по-детски прячет лицо за ладонями. Извивается с удвоенной силой, пытается оттолкнуть меня ногами, потому что руки-то заняты, а меня даже не бесит, что девчонка продолжает строить из себя недотрогу, когда сама приперлась в, по сути, секс-клуб и без натянутого поводка пошла со мной в комнату.

Не бесит — умиляет.

— Убери руки, солнышко, — мягко накрываю ее запястья, тяну в сторону, но она упрямо защищает свою оборону. — Так уж вышло, что мужики обычно сильнее, — без особых напрягов отрываю ее ладони, но теперь у меня новое препятствие — девочка в последней отчаянной попытке хоть как-то сохранить анонимность жмурит глаза и мотает головой так, что растрепанные волосы после таких манипуляций скрывают половину лица.

— Не надо…

— В корне не согласен. На счет «три» открываешь глаза, — приходится немного наклониться, разница в росте все же значительна, а мне нужны ее губы. — Три.

Любой современный спорткар позавидовал бы скорости моего разгона, потому что мне даже жалких секунд после старта не надо для рывка в пропасть.

Пропасть, где я не просто целую сладкую девочку с внезапно распахнутыми от неожиданности глазами — я имею ее рот с напором дорвавшегося хищника, которого заперли на долгие недели в тесном вольере, а после втолкнули в эту каморку обреченную на поражение газель.

Газель, на которую я объявляю охоту. Хочу попробовать ее на вкус.

Я отрываюсь от девчонки, когда у самого заканчивается воздух.

Она сбивчиво дышит, часто хлопает ресницами и, неожиданно для нас обоих, не пытается убрать руки, которые я сам же туда и закинул, с моих плеч. Я готов был смириться с парочкой глубоких царапин в подарок, но эта прелесть опять удивляет меня — зарывается своими пальчиками в волосы и перебирает их на затылке, пока я взглядом исследую ее лицо.

И, по-моему, все ее «нет» бесследно исчезли.

Шестая глава. Ева

Я — открытая книга.

Этот мужчина с легкостью переворачивает страничку за страничкой, ему даже не нужно вчитываться, чтобы понять заложенный в строки смысл.

И мне, на самом деле, очень сложно это признать, потому что я внезапно не хочу в его глазах быть настолько простой и поверхностной. Я не хочу давать ему повод думать, что меня достаточно поманить одним пальцем и перед ним окажется согласная на всё овечка.

Я не позволяю делать такое первому встречному. Никогда не позволяла. А сейчас мне хочется самой просить еще.

Но приходится сжимать зубы и возвращать остатки разума на положенное им место.

— Отойди,