– Твердый здесь наст, – восхитилась малышка Мю и запрыгала по мерзлому берегу.

– Ты не можешь идти чуточку медленнее? – попросил Муми-тролль. – Это ведь все-таки похороны.

Он был вынужден делать маленькие-маленькие вздохи, чтобы не заглотнуть слишком много ледяного воздуха.

– А я и не знала, что у тебя есть брови! – с любопытством воскликнула малышка Мю. – Сейчас они совсем поседели! И ты еще больше сбит с толку, чем всегда.

– Это из-за мороза, – строго сказала Туу-тикки. – А теперь помолчи, потому что ни ты, ни я ничего не знаем о похоронах.

Муми-тролль был благодарен ей за эти слова. Он принес бельчонка прямо к дому и положил его перед Снежной лошадью.

Затем влез по веревочной лестнице на крышу и спустился вниз в теплую гостиную, где спали его родные.

Муми-тролль перерыл все ящики комода. Он перевернул все вверх дном, но не нашел того, что искал.

Тогда он подошел к маминой кровати и шепнул ей на ухо один вопрос. Вздохнув, мама перевернулась на другой бок. Муми-тролль снова шепнул.

Тогда мама, не просыпаясь, ответила ему: ведь она и во сне не забывала ничего из того, что касается традиций:

– Траурные ленты – в моем шкафу… на самой верхней полке… направо…

И мама снова погрузилась в зимнюю спячку.

А Муми-тролль вытащил из чулана стремянку и влез на нее, чтобы добраться до верхней полки шкафа.

Там он нашел коробку со всякими ненужными вещами, которые иногда могут оказаться совершенно необходимыми: черные траурные ленты и золотые праздничные, и ключи от дома, и пробку от шампанского, и клей для фарфора, и среди прочего – превосходные медные шары для кроватей.

Когда Муми-тролль снова вышел из дому, к хвосту у него была привязана траурная лента. Он прикрепил и маленький черный бантик к шапочке Туу-тикки.

А малышка Мю наотрез отказалась от всяких траурных лент и бантиков.

– Если я горюю, мне вовсе незачем это показывать и надевать разные там бантики, – сказала она.

– Да, если ты горюешь, – подчеркнул Муми-тролль. – Но ты ведь не горюешь!

– Нет, – призналась малышка Мю. – Я не могу горевать. Я умею только злиться или радоваться. А разве бельчонку поможет, если я стану горевать? Зато если я разозлюсь на Ледяную деву, то, может, и укушу ее когда-нибудь за ногу. И тогда, пожалуй, она поостережется щекотать других маленьких бельчат за ушки только потому, что они такие миленькие и пушистые.

– Вероятно, ты права, – заметила Туу-тикки. – Но как бы там ни было, Муми-тролль тоже прав по-своему. А что делать дальше?

– Теперь я вырою ямку в земле, – сказал Муми-тролль. – Здесь уютное местечко и летом растут маргаритки.

– Что ты, дружочек! – печально сказала Туу-тикки. – Земля мерзлая и твердая, как камень.

В нее не зароешь даже кузнечика.

Беспомощно взглянув на нее, Муми-тролль ничего не ответил. Никто ничего больше не сказал.

И вот тут-то как раз Снежная лошадь склонила голову и осторожно обнюхала бельчонка. Она вопросительно взглянула на Муми-тролля своими зеркальными глазами и тихонько помахала хвостом-метелкой.

И тут мышки-невидимки заиграли печальную мелодию на своих флейтах. Муми-тролль, кивнув головой, поблагодарил мышек.

Тогда лошадь подняла бельчонка и положила его себе на спину – вместе с хвостиком, купальной шапочкой и всем прочим; похоронная процессия направилась к морскому берегу.

И тут Туу-тикки запела о бельчонке:

Почувствовав под копытами твердый ледяной наст, Снежная лошадь вскинула голову, а глаза у нее засветились. И вдруг, радостно подпрыгнув, она поскакала галопом вперед.

Мышки-невидимки перешли на веселую и быструю мелодию. Лошадь мчалась все дальше и дальше с бельчонком на спине и наконец превратилась в крохотную точку на горизонте.

– Я все думаю, хорошо ли у нас получилось, – беспокойно заметил Муми-тролль.

– Лучше и быть не могло, – утешила его Туу-тикки.

– Нет, могло бы, – возразила малышка Мю. – Если бы мне достался красивый беличий хвостик на муфту, было бы куда лучше.

Через несколько дней после похорон бельчонка Муми-тролль обнаружил, что кто-то стащил торф из дровяного сарая.

От двери тянулись по снегу широкие следы, словно кто-то волочил за собой мешки.

«Это не Мю, – подумал Муми-тролль. – Она слишком маленькая, а Туу-тикки берет лишь то, что ей нужно. Должно быть, это Морра».

Он отправился по следу – шерстка у него на затылке стояла дыбом. Ведь кроме него больше некому караулить топливо, так что это было делом чести.

След обрывался на горе, за пещерой.

Там и лежали мешки с торфом. Они были сложены в кучу и приготовлены для костра, а сверху лежала садовая скамейка семьи муми-троллей, скамейка, потерявшая в августе одну из передних ножек.

– Эта скамейка будет красиво гореть, – сказала Туу-тикки, высовываясь из-за костра. – Она старая и сухая, как нюхательный табак.

– Что старая, это точно, – согласился Муми-тролль. – Скамейка довольно долго переходила из поколения в поколение нашей семьи. Ее можно было бы еще починить.

– Лучше смастерить новую, – сказала Туу-тикки. – Хочешь послушать песню о Туу-тикки, которая сложила большой зимний костер?

– Пожалуйста, – добродушно согласился Муми-тролль.

Тогда Туу-тикки начала медленно топтаться в снегу и петь:

– Хватит с меня черной ночи! – воскликнул Муми-тролль. – Нет, не хочу слушать припев. Я замерзаю. Мне грустно и одиноко. Хочу, чтобы солнце вернулось!