Конечно, все это случилось много позже, и на момент выведения первой схемы целения ей было уже не пятнадцать, а двадцать один.

Купол богатства, наличие хворей, причинно-следственные связи, определяющие события – она научилась видеть многое, а Ким, казалось, совсем не старел.

Иногда, когда Радж задерживался в магазине для того, чтобы угостить чаркой-другой друга Мохамма, и ей удавалось ускользнуть из притихшего дома вечером, они с Кимом сидели перед выдолбленным в стене главной комнаты углублением и неторопливо жгли пучки сухой поющей травы.

Золотые времена – теплые и далекие.

Где Ким доставал диковинную траву? Наверное, она стоила куда дороже бумаги, но в чулане старика всегда водилась в изобилии. Стоило положить бежевые стебельки в огонь, как они начинали «говорить»: похрустывать, словно волшебные звездочки, переливаться трелями, звенеть колокольчиками, а иногда петь тихими и зовущими голосами. Чаще всего женскими. В такие моменты Тайре казалась, что она с закрытыми глазами сидит у ведущего в волшебную страну окна, откуда долетают отзвуки иной жизни: кипят страсти, поет любовь, плещется отвага, звенит чужая магия и пахнет спрятавшимися в ночных облаках чудесами.

И пока Тайра слушала истории поющей травы, Ким говорил о том, что когда-нибудь она – Тайра – займет его место хранителя знаний. Унаследует книги, найдет для них новую лучшую обитель, пополнит библиотеку своими записями и однажды найдет того, кому все это бесценное сокровище передать.

– Ким, это все так далеко. Зачем ты говоришь об этом?

– Ничего не бывает близко или далеко, Тайра. Оно просто есть.

– Но ты еще не так стар, а у меня даже нет своего дома. Никто не позволит мне забрать у тебя книги и хранить их. Никто, мне кажется, вообще не оставит меня в покое – все всегда постоянно будут чего-то хотеть. Моих умений, моего труда, моего тела…

Ей было грустно говорить об этом и еще горше мечтать – как отколоться от общества и заиметь свой собственный угол? Как вообще перебраться к Киму на постоянное место жительства и забыть о том, что вокруг бормочет звуками разноголосый Руур?

– Все придет, Тайра. Придет. Нелегко и не сразу, но все сложится. Ты только книги не оставляй чужим людям.

Тогда она молчала в ответ. Потому что верила, что впереди еще много таких вечеров, и что Ким позаботится о книгах, ведь она только сейчас начала узнавать по-настоящему важные вещи, только сейчас начала учиться. И еще молчала, потому что верила в то, что старый учитель будет жить вечно.

* * *

Тот день, расколовший ее жизнь надвое, принес сразу две смерти – Раджа и… Кима.

Почему? Это навсегда осталось загадкой.

Даже теперь, стоя под беспощадным солнцем, три недели спустя, Тайра не хотела об этом вспоминать, но обезумевшая от горечи память – память, что жалела саму себя, – принялась вытаскивать на свет, отдающие привкусом отчаяния и безнадеги, детали.

Радж умер ночью. Прибывшие в дом лекари поначалу пытались бороться за его жизнь, позже констатировали смерть, а после увезли бездыханное тело на запряженной лошадью телеге.

Оцепеневшую в ужасе и растерянности Тайру оставили одну.

До самого утра та, то проваливаясь в кошмарные сны, то выныривая из них, боролась с ощущением присутствия в доме кого-то темного – иной пугающей силы, что появилась в опустевших стенах одновременно со смертью хозяина. А утром, стоило первым лучам солнца осветить улицу, запинаясь за складки мятого тулу, она со всех ног бросилась прочь – к единственному дому, который мог согреть и к единственному человеку, который мог что-то объяснить.

В то утро, как ни в какое другое, ей требовалась помощь, подсказка, совет. Что делать? Как жить дальше?

Но вместо ответов у дверей лачуги старого учителя ее ждали новые вопросы в виде стражей Правителя.

– Кто такая? Внутрь нельзя!

Перед лицом пытающейся прорваться в дом Кима Тайры, скрестились лезвия ножей.

– Я работаю здесь служанкой. Пустите. Мой хозяин слеп, ему может понадобиться помощь!

– Твоему хозяину уже не понадобится помощь…

Не обращая внимания на странные слова, Тайра на свой страх и риск поднырнула под острые лезвия и бросилась внутрь.

Как это – не понадобится ее помощь? Конечно, понадобится. Ведь Ким совсем один.

Зачем здесь стражи?

Она нашла его лежащим в старом кресле. Спокойного, умиротворенного, даже расслабленного. Только… пустого. Не звенящего светом человека с переплетением из различных энергетических структур, а физическую оболочку. Которую покинула душа.

Нет… Нет. Нет!

– Ким!

Если бы не прозвучавший в комнате незнакомый голос, она кинулась бы к учителю, чтобы обнять, чтобы попрощаться, чтобы прижать к себе сухую руку, чтобы…

– Так-так-так. А вот и ты! Как хорошо, что не придется за тобой посылать. Одна служанка, и оба хозяина мертвы. Как занимательно… Стража!

На выкрик высокого усатого мужчины, одетого в белую с золотым туру и свободные с вышивкой штаны, прибежали солдаты.

– Что…Что с ним случилось? Почему? Как… Как же так?

Она лопотала без остановки, не замечая того, что за спиной скручивают руки.

– Он не мог умереть, не мог… Он ведь был еще не стар. Ким! Ки-и-и-иммм!!!

Тонкий голос сорвался на визг и оборвался хрипом.

Усатый поморщился, и прищурил сверкающие ненавистью черные глаза.

– Вот ты нам и расскажешь, сутра, почему он умер. Точнее, почему умерли оба.

– Это не я! – Прошептала Тайра и почувствовала, что сейчас сломается – треснет изнутри, расколется и зашипит, пролившейся на раскаленную землю, влагой. – Я не… Что… Почему он умер? Почему?!

Ее лишь жестче подхватили под руки. Черноусый не ответил – вместо этого коротко скомандовал:

– Уведите эту колдунью с глаз долой.

Тогда она впервые за долгое время услышала это слово вновь.

* * *

(Oystein Sevag – Seen From Above)

Странно, но возвращаясь в те дни, Тайре даже теперь малодушно казалось, что было бы лучше, если бы Радж выжил. Ведь тогда осталось бы хоть что-то знакомое: кровать под лестницей, метлы в углу, серебро, которое нужно чистить и отражающиеся от стен зычные окрики. Пусть даже злые, но все же знакомые.

А так потерялось сразу все – качнулся под ногами мост, проломились под ногами прогнившие доски, и перила, щепки, веревки – все полетело вниз, в бурное и мутное, состоящее из грязи, течение.

Нет, в камеру ее бросили не сразу – первые пять часов ее допрашивал тот, кого она никогда прежде не видела и о ком в Рууре слагали пугающие мрачностью легенды – колдун Алу Брамхи-Джава.

Помнится, несколько лет назад она спросила о нем Кима – правда ли, мол, что колдун? И почему не мистик?