И предпочла бы действительно отпустить Илюшу пообщаться с братом, да только не мне принимать такие решения. И если нарушу указания хозяина дома, будет лишь хуже.

В этот момент Егор поворачивается в мою сторону.

— Дайте нам две минуты. Пожалуйста, Юл-ля, — он произносит совсем тихо, но мое имя из его уст звучит так, что меня бросает в жар. Бархатные нотки задевают изнутри, цепляют, снова повергая в смятение. Я вспоминаю вчерашнюю настойчивость в попытке познакомиться и не могу не ощущать, как проскальзывает в тоне явное довольство.

— Жду тебя в учебной комнате, Илья, — делаю вид, что иду навстречу просьбе, но на самом деле просто сбегаю. Снова — от себя, от своих чувств и странной, совершенно непривычной реакции на этого парня. Поворачиваю за угол, скрываясь от глаз братьев, но что-то удерживает, заставляя меня замереть на месте. Хоть и помню о том, что нехорошо подслушивать, сейчас почему-то жизненно необходимо узнать, о чем они будут говорить.

— Я не хочу! — чуть не плачет Илья. — Ты снова уйдешь. Я соскучился!

— Не уйду, братишка, — Егор и прежде говорил довольно мягко, но сейчас, когда они с братом остались вдвоем, он произносит слова с таким теплом и любовью, что меня даже зависть берет: мы с сестрой никогда не были так близки. Даже после всего, что с нами случилось. — Прости, что уезжал, это было очень нужно. Но сейчас я останусь здесь.

— Обещаешь? — требовательно уточняет Илья, и ответ его брата звучит моментально: он, кажется, не размышляет ни секунды.

— Обещаю, Иль. Поэтому ты можешь спокойно отправляться на свои занятия, а потом, когда освободишься, мы обязательно поиграем. Или сходим куда-то.

Я неожиданно понимаю, что улыбаюсь. Удивительно, Егор говорит с ним, как со взрослым. Несмотря на очевидную любовь, совершенно не сюсюкается. И даже не видя лица Илюши, уверена, что тот доволен. И верит своему брату.

— Ой, а у тебя синяк, — неожиданно произносит мальчик, и я осторожно высовываюсь из-за угла, чтобы увидеть, как Илья теребит ворот рубашки Егора, расстегивая пуговицы и рассматривая следы вчерашнего происшествия. — Это откуда? Ты снова шлялся по барам и там тебе накостыляли?

Последняя фраза из уст ребенка звучит дико и грубо. Нетрудно догадаться, чьи слова он сейчас повторяет. Я с ужасом прижимаю ладони к щекам, не понимая, что творится в голове у взрослого и вроде бы умного человека, если он внушает подобные вещи собственному сыну. И главное, зачем? Как будто сознательно сеет вражду и негативное отношение между сыновьями. Пусть Егор не прав во всем, что делает, пусть не оправдал его ожиданий, но это в любом случае не повод ставить на нем крест. Все ведь можно изменить… Хотя бы попытаться. А так получается, что он сам толкает сына на такие походы по барам, гулянки и драки. Но следующие слова Егора в буквальном смысле повергают меня в шок.

Он не возмущается заявлением Илюши, наоборот, легко и задорно смеется, словно тот сказал что-то невероятно веселое. Снова подглядываю и вижу, как парень целует растрепавшуюся макушку брата.

— Нет, Иль, ни по каким барам я не шлялся. Я вообще по ним не хожу. Возвращался с работы, и пришлось вмешаться в одну некрасивую историю.

— Какую историю? — тут же начинает выпытывать мальчик, а я ругаю себя за любопытство, но не могу заставить уйти: хочется дослушать все до конца.

— Ничего интересного, братишка, — отзывается Егор. — Плохие ребята собирались обидеть одну девушку. Я просто должен был ей помочь.

— Какую девушку? Твою невесту? — любопытство Ильи ничуть не меньше моего, но у него хотя бы есть на это право. А я подслушиваю, как какая-то шпионка.

Егор снова смеется и, чмокнув брата в нос, спускает его с рук на пол.

— У меня нет невесты, Илюш. Это была просто незнакомая девушка. Если захочешь, мы потом об этом поболтаем. А сейчас нужно к Юле, потому что мы с тобой выпросили всего две минуты, а они уже закончились. Но мы же не можем обмануть, правда? Поэтому бегом!

Глава 6

О чем должен думать учитель или воспитатель на занятиях? Правильно: о своих учениках. О том, как наилучшим образом, эффективнее и интереснее передать им необходимый материал. А мне впору задуматься о своей профессиональной пригодности. Потому что в голове совсем не Илюша. Я что-то рассказываю ему на автомате, слежу за каракулями в тетрадке и даже умудряюсь комментировать. Только в голове совсем другое. Жгучий брюнет с бездонными глазами и рельефным телом. Его вкрадчивый низкий голос. Повторяю про себя все, что услышала, и дохожу до совершеннейшего безумия: завидую той незнакомой девушке, за которую он вступился. И что я ни на ее месте, как бы дико это не звучало.

Ужасно. Со мной никогда не случалось ничего подобного. Я всегда считала себя рассудительной и сдержанной и представить не могла, что способна вот так кем-то увлечься в одночасье.

Мне не нужны никакие отношения, особенно с таким, как Егор Арбенин. Если даже неправда то, что говорит о нем отец, этот красавчик только и может, что разбить мне сердце. А повторять судьбу родной сестры мне хочется меньше всего на свете.

Как всегда при мысли о Насте резко портится настроение. Шесть лет прошло, а боль так и не стихла. Я все помню слишком отчетливо. И ее сумасшедшую любовь, и то, к чему это привело. Хоть мы сейчас и видимся совсем редко, ничего не изменилось. Сестра по-прежнему опустошена и напоминает лишь тень себя прежней. Да и мне, чем больше проходит времени, тем меньше верится, что однажды она сможет восстановиться окончательно.

— Юля… — малыш тянет меня за рукав и, внезапно спохватившись, добавляет: — Сергеевна…

Я улыбаюсь возможности отвлечься. Он такой милый, этот мальчик, тоже невероятно хорошенький, но его красоты пока можно не бояться: она лишь умиляет, но не грозит катастрофой.

— Просто Юля, Илюша. Если хочешь, можешь не называть меня по отчеству.

Его глаза округляются.

— Но папа велел… — он замолкает, а я вздыхаю. Ненадолго же меня хватило! Собиралась же не спорить с распоряжениями Арбенина. И вот, практически сразу нарушаю самое первое. И просить Илью не признаваться тоже неправильно: я же не могу учить его врать родному отцу.

— Я поговорю с твоим папой и объясню, что обычно все ученики обращаются ко мне просто по имени. Так удобней.

Про то, какой будет реакция хозяина дома, думать не хочется, но мальчика мое обещание, кажется, удовлетворяет. По крайней мере, тревога уходит с личика, и я,