А тем временем Леночка внесла поднос с чайником, китайскими чашками, медом и вишневым вареньем — действительно, все, как Сергей Владимирович любит.

— Чай, — выдавив из себя испуганную улыбку, прошелестела она. — Приятного аппетита, Сергей Владимирович.

— Извини, Леночка, в другой раз, — демократично улыбнулся в ответ генеральный, вставая. — Олечка, я на тебя надеюсь. Я бы, конечно, по такой мелочи своего главного юриста в другое время не обеспокоил, но сейчас очень надо.

Шеф поднялся, еще раз улыбнулся Ольге, потом улыбнулся Леночке, потом улыбнулся каким-то своим мыслям и, наконец, покинул кабинет. Ольга проводила его долгим взглядом и велела Леночке свернуть всю чайную церемонию, которая Лебедеву так и не понадобилась. Убрать отсюда к чертовой матери и как можно скорее. А как уберет, занести наконец бумаги, которые ждут в приемной.

В общем, настроение испортилось. Не помочь шефу было никак нельзя. А помогать ему совершенно не хотелось.

А в это время на другом конце города муж Ольги как раз читал статью, которая так волновала Сергея Лебедева. И настроение Андрея с каждым словом и даже с каждым печатным знаком портилось все больше и больше. И дело было не в стилистике статьи, не в оборотах речи и даже не в фактаже, к которому он был всегда особенно внимателен. К сожалению, он знал и Сергея, и жену его, Татьяну. Так уж вышло…

Напротив него на краешке стула почтительно внимал начальству юный журналист Павел. Тот самый, которому Лебедева нахамила по телефону. Он изо всех сил тянул шею, переводя взгляд с монитора на распечатанные и исчерканные листки, а потом с них на лицо начальства.

— «Лебединое озеро»… — еще раз прочитал Андрей название статьи. Павел гордо кивнул в ответ. — А при чем тут озеро, Паша? К слову, ты хоть знаешь, кто «Лебединое озеро» написал? Большинство твоих сверстников, я уверен, будут колебаться между Майклом Джексоном и Людвигом ван Бетховеном.

— Чайковский написал, Петр Ильич. У меня ж высшее образование. Да вы читайте, читайте… — загадочно улыбнулся Павел. — Там все аллюзии оправданы, все ассоциации на месте, все емко и четко. Вам понравится, вот увидите.

— Ну-ну, — продолжил чтение Андрей, которому и заголовок, и эта статья, и молодой журналист Паша нравились, как уже сказано, с каждым печатным знаком все меньше и меньше.

Павел в редакции считался кем-то средним между опытным стажером и начинающим журналистом. Это промежуточное состояние гордо называлось иностранным словом «стрингер». А на деле означало, что, сколько сей стажер-сотрудник знаков написал — столько денег и заработал. Как правило, знаков было много, а денег совсем отчего-то мало. По крайней мере так считал Павел.

Юрий же имел на этот счет совсем другую точку зрения, по крайней мере, в данном конкретном случае. «Притащишь реальную сенсацию — дам больше бабла или вообще в штат возьму», — примерно так он очерчивал Павлу перспективы его карьерного роста.

И Павел старался. Изо всех своих сил старался. Да вот как-то не везло ему. Бывает такое — не фартит человеку, хоть плачь. Может, не в тот день родился или не ту профессию выбрал. Паша мог бы стать чемпионом мира по непрухе в журналистике. Причем в самой престижной категории, если бы таковая была.

20 января, 12:22

Искендер

как насчет молодого друга?

20 января, 12:27

Гюзель

мне неинтересны молодые друзья

Как-то раз он договорился об эксклюзивном интервью со звездой балета, хоть и стареющей, однако мирового масштаба. Но тот полез целоваться, и интервью сорвалось по причине брезгливости журналиста. Павла до сих пор передергивало при виде пожилых мужчин с седыми эспаньолками. И балет, кстати, с тех же пор он возненавидел. Ненавидел он балет и как явление музыкальное, и как жанр вообще. Особенно он не любил Чайковского и Рудольфа Нуриева.

В другой раз Павел поймал одного известного политика на посещении некой дамы, называющей себя «госпожа Ирма». Ему даже удалось раздобыть фотки политика, исполняющего роль жеребца. Причем в прямом смысле этого слова. То есть под седлом и со стременами. «Госпожа Ирма» на этих фотографиях была всадницей и держала в руках внушительный кнут. Но таблоид в политику не лез принципиально. Кроме того, Павлом заинтересовались компетентные органы. Причем все сразу. С Пашей они разговаривать даже не стали, обратились напрямую к Юрию. Что-то они ему рассказали за закрытыми дверями… Что именно, знает только Юрий. Но после этого разговора фото пришлось подарить политику для личного альбома.

Несмотря на всю непруху и все накладки, Павел не унывал. Та же статья, которую, морщась, читал Андрей, действительно тянула на сенсацию. Но… Но откуда же ему было знать, что сéмьи Лебедевых и Будниковых (да-да, того самого главного редактора) дружат достаточно давно? Сенсация срывалась, правда, Павел об этом пока даже не догадывался. А если бы и догадывался, вряд ли хоть что-то он смог бы сделать.

— «Лебединое озеро»… — Андрей еще раз прочитал название вслух. — Озеро, значит, лебединое…

Павел в очередной раз гордо кивнул в ответ. Заголовок ему особенно нравился. Он был вписан в печатный текст особым шрифтом, словно бы от руки. Очевидно, Павел придумал его в первую очередь. Хотя, может быть, просто думал над ним долго и усердно.

— Ага… — продолжил чтение Андрей. — «После чего звезду Лебедеву вытошнило на стойку. В драке с охраной клуба она победила и забаррикадировалась в женском туалете… Патрульный наряд, вызванный администрацией ночного клуба… Была доставлена в отделение… На телефонный звонок журналиста ответила матерно…» Ну, понятно и далее везде…

Павел внимательно всматривался в лицо начальству, ожидая, куда же дальше повернет. Повернуло не совсем туда, куда ему бы хотелось. Но хорошо, хоть повернуло, а не с ходу зарубили…

— Павел, — Андрей на секунду замолчал. Поднял глаза и, увидев нетерпеливый кивок Паши, продолжил: — У нас ведь довольно серьезное издание. А ваш текст попахивает желтизной. Я понимаю, материал изначально скандальный. Да, нам именно таких материалов всегда не хватает. Но все-таки перепишите. Сгладьте углы. Я не прошу уважать героиню статьи, понимаю — она вам нахамила. Отнеситесь более уважительно в первую очередь к читателям. Ведь основная их часть — это семейная аудитория. Причем взрослая семейная аудитория, даже пожилая. Вот представьте себе вашу бабушку. Будет ей интересно читать такое? Нет, скажем так, будет ли ей приятно читать: «вытошнило на стойку»… Неужели нельзя сказать то же самое, но другими словами?

— Я понял. Переписать, сгладить и — более уважительно к читателю, — бодро ответил Павел. — И «вытошнило на стойку» сформулировать другими словами. Без проблем. На когда?

— На завтра, — демонстративно отвернулся к монитору Андрей. — На утро, максимум — на после обеда. А обед у нас заканчивается в четырнадцать ноль-ноль. Удачи.