Гарвард закончили восемь президентов США, тридцать шесть лауреатов Пулитцеровской премии, а также Давид Рокфеллер, Билл Гейтс, Натали Портман, Дарен Аронофски и Метт Деймон. Об этом Андрей писал в своем таблоиде. Фил и Пол не были похожи ни на кого из упомянутых знаменитостей. Дорогущие пиджаки этих двоих были застегнуты, как военные кители. Оба были готовы немедленно поддержать демократию, но почему-то у Фила на столе стояла фотография Сталина, а у Пола — Берии. «Это, — отвечали соучредители, — для понимания тонкостей управления персоналом». Управляли они, не очень напрягаясь: Юра Трофименко с давным-давно раскрывшимся талантом советского администратора и сам справлялся прекрасно. От двух «цээрушников», как их называл Андрей, исходили идеи корпоративных мероприятий, удивлявших господ журналистов своей «нужностью» и «полезностью»: поездка на пейнтбол, товарищеский матч между футбольными командами районов и прочие столь же занимательные вещи.

Пол и Фил открывали непонятные офисы, как сказала бы Ольга, «по выращиванию и взрыванию мозга», встречались со странными людьми и финансировали непонятные программы. Юре, в принципе, все это было по барабану, а Андрей поначалу сильно дергался. Он попытался что-то понять, но так и не понял. Осознав, что Пол и Фил в свободное время играют в гольф и финансируют революции в странах со слабо развитой демократией, Будников махнул рукой и успокоился. Тем более что результаты его работы были впечатляющими — газета три раза в неделю разлеталась почти миллионным тиражом. И даже излишне навязчивая реклама чудо-лекарств и всевозможных экстрасенсов не отпугивала массового читателя.

Вспомнив об этом, Андрей протер глаза, подтянул себя вместе с креслом поближе к столу и принялся за работу.

Работы всегда, да и сегодняшним утром, было много. Две статьи о футболистах, литературный обзор (наполовину проплаченный), обзор компакт-дисков и DVD-новинок (проплаченный полностью), ресторанная критика (если и не проплаченная, то как минимум прокормленная) и подвал о чудо-средстве не то от импотенции, не то от бесплодия, не то от обеих напастей сразу. Андрей, уж на что бывалый журналист, успел удивиться тому, что и такие чудеса случаются. Ниже, сколотая полосатой скрепкой, лежала статья о каком-то элитарном художнике, то ли модернисте, то ли постмодернисте. Но ее Андрей решил даже не читать, все равно места на публикацию не хватало.

И наконец последней только что распечаталась статья про Лебедеву, черт бы ее подрал. И проплаченная вдобавок. Кто мог такой скандалище проплатить? Загадка.

— Хельген, тут такое дело… — начал шеф, закидывая ногу на ногу и взглянув искоса на Ольгу, которая опустилась в кресло напротив, — личного характера. У меня опять проблемы… С Татьяной… Слышала про скандал в клубе «Дориан Грей»? Ей звонил какой-то журналист из редакции твоего мужа. Таня была сильно не в форме. Наверное, наговорила чего… Да наверняка наговорила. Понимаешь?

— Да… — внутренне напрягаясь, кивнула Ольга. — А чем я-то помочь могу?

Супругу Серого, Татьяну Лебедеву, Ольга не любила. Очень не любила. Впрочем, ее никто, кроме Лебедева, не любил. Это была вечно подающая надежды певица — звездочка очень средней руки, которой не помогали ни финансовые вливания, ни третий уже по счету выписанный из иностранного далека продюсер. И если первые два, приехав и взяв задаток, просто лежали на диване в студии, лакали виски, требовали себе штат администраторов, потом ругались с Татьяной на почве непонимания и творческой несовместимости и исчезали в сопровождении молчаливого лебедевского охранника, то третий взялся за дело.

Не прошло и трех дней, как он удивил Серого концепцией раскрутки Татьяны, выполненной в виде презентации «Power Point» и немалым счетом, написанным от руки, который был приколот к смете, безукоризненно составленной в «Excel». Посмотрев в огромные, прикрытые пушистыми ресницами глаза жены, Лебедев вздохнул, достал свой «Монблан» с золотым пером и все подписал…

И закрутилось. Таня начала превращаться в «скандально известную звезду», причем настолько «скандально», что пришлось обратиться к юристу… Благо, юрист свой. Хотя для полного счастья Ольге как раз не хватало заниматься еще и личными делами семьи Лебедевых…

Чем торговала фирма, в которой Ольга проводила бóльшую часть жизни, сказать было непросто. Она, как любая женщина, не очень понимала разницу между резистором, транзистором и, к примеру, тиристором — не говоря уже о том, что трансформаторы отождествляла с серыми будками, на которых написано: «Не влезай! Убьет!». Кто покупает эти самые трансформаторы — транзисторы — тиристоры, понять было еще труднее. Однако покупали. А купив, умудрялись сломать. И обращались с жалобами и судебными исками. Вот в этот момент и наступал ее, Ольги, звездный час. Встречные иски, мировые соглашения и прочие юридически обоснованные способы сказать человеку, что он дурак. Дура лекс[1], и он таки дурак. Странно, но почувствовавший себя дураком человек снова обращался в ее фирму за очередным трансформатором. Этого феномена она понять никогда не могла. Но работы тем не менее хватало. Текущей работы. И Лебедева с ее скандальными похождениями мало того, что была совершенно некстати, так еще и никоим образом не вписывалась в служебные обязанности. Однако отказать любимому шефу тоже не было никакой возможности…

— Ты спроси, пожалуйста, у Андрея, что там и как? — продолжил Лебедев. — Что за материал они готовят? Ведь наверняка же готовят, иначе какого рожна нужно было тому борзописцу?

Ольга кивнула, про себя удивившись тому, что шеф еще чего-то не понимает. Явно статейка будет скандальная и явно на голову Татьяны Лебедевой выплеснется не одно ведро помоев.

Однако Сергей Владимирович продолжил:

— То есть мне понятно, про что оно будет — скандал, он скандал и есть. Но вот поконкретнее все ж таки хотелось бы узнать. В каком, так сказать, разрезе статья получается? Ну, типа, совсем ее, Татьяну-то, порвут или какое-никакое, но живое место все-таки оставят? Ты не подумай, я вовсе не хочу, чтобы он слил конфиденциальную информацию… Просто интересно знать заранее.

— Хорошо, я спрошу у Андрея, — пообещала Ольга. — Сегодня же спрошу.

— Сейчас у Татьяны, сама понимаешь, не самое лучшее время, — вздохнул шеф. — Не очень она сейчас в форме… Мучаюсь, мучаюсь с ней уже который год. И клипы ей снимаю, и альбом новый каждый год выходит. А что-то все-таки не получается. Где-то я промах совершил, где-то не в ту сторону карьеру ее повернул. Да и чего уж скрывать — она сейчас уже из всех чартов выпала.

«А то она в этих чартах когда-то была!» — подумала Ольга, но вслух не сказала ни слова, лишь сочувственно покивала, мол, ты прав, шеф, дорогой — тяжела жизнь большого таланта, пусть даже и выпавшего из всех чартов. Кивок этот, как она понадеялась, должен был также показать, как она сочувствует любимому начальнику, который с таким неподдельным усердием разрывается между двумя нелегкими служениями — маммоне и Мельпомене.