– Иваныч, не ссорься со мной, больше предупреждать не буду, – гневно заявила Татьяна и вышла следом за мужем.

Глядя на ее грозный вид, Стольник понял, почему даже супруг называет ее полным именем. Такую громадину уменьшить не представлялось возможным, а видя гневные искры в ее глазах, ни одного человека не тянуло на ласку.

Стольник смотрел на блики света в полупустом графинчике водки. Зачем люди вводят себя в состояние иллюзии этой жидкостью? Наверное, их страшит окружающий мир и они не видят в себе сил изменить действительность? Не проще тогда им тоже потерять память?

– Молодец баба. Если бы не она, Максимыч уже давно бы совсем спился и под забором помер, лупит его, вот он ее боится и держится, понемногу пьет. Раз в месяц, правда, стабильно в запой уходит, дня три вот только как очухался, – не меняя позы, объяснил Прапор.

– Зачем тогда пьешь с ним? – фыркнула Светка, которую не радовали пристрастия отца.

– Молодая ты еще, не понимаешь совсем жизни. Это же Россия, с кем-то пить все равно надо. Пить одному – это алкоголизм какой-то получится, – глубокомысленно изрек Прапор, обнажая глубинную философию русской души.

Стольник подошел к окну, вглядываясь в сумерки, заполняющие улицу.

Загадочное слово «Россия» запало в память.

Эту ночь Стольник провел в доме. Правда, доведя его до дверей, хозяин дома все-таки запер найденыша на замок со словами: «Девочка у меня, нечего ночью по дому лазить».

Собственно, лязг замка и разбудил его под утро. Стольник открыл глаза и увидел, что в дверном проеме стоит Прапор, в военной форме и аккуратно причесанный.

– Приводи себя в порядок, я пойду пока схожу Вовку пну, водителя милицейского, а то наверняка проспал, – скомандовал прапорщик.

Вставать не хотелось. Возможно, сказалось то, что под набегающие мысли ему было сложно уснуть. Хотя мыслями это тоже трудно назвать – скорее, цепь вопросов. Зато Стольник, кажется, понял суть этого мира. Весь мир был большим вопросом и делился на целую череду малых вопросов, которые в свою очередь опять делились на бесконечное количество вопросов. На этот абстрактный образ Стольника вчера навел Прапор, когда предложил ему спрашивать. А вопросов было так много, что невозможно, оказалось, понять, какие из них важнее. Хотя первый вопрос он сумел задать сам себе: «Кто я?» И не нашел что ответить. А когда задал этот вопрос Василию Ивановичу, тот в хмельном раздумье воскликнул с какой-то необыкновенной горечью: «Ты думаешь, я знаю кто Я? Ты думаешь, знаю, зачем живу? Не знаю, вот и пью, потому что осознаю бессмысленность своего существования.

Раньше пил потому, что было хорошо, молодость, веселье, а потом война, воспоминания о которой гложут. Когда женился, Оксана мою избранницу звали. Дети долго у нас не получались, когда Светик родилась, вроде все, живи и радуйся, а нет. Умерла моя Оксана, когда дочке еще четырех лет не исполнилось. Быстро ее болезнь забрала, и еще мне одну боль добавила. Теперь пью, потому что все обыденно. Нет надежд на другие радости.

Наверно, беда России в том, что мы сначала пьем, когда хорошо, а потом, когда плохо, а то состояние, когда не пить, мы еще не придумали. Не пей водку, мой тебе совет, а то все твои мечты и твои желания сгорят в стакане».

Ответом на второй вопрос «где я?» было: «Россия. Челябинская область, поселок Бреды», – и тоже никаких воспоминаний или ассоциаций не прибавило.

Стольник из этого размышления не понял ничего, кроме того, что ему нужно еще очень много узнать, чтобы найти ответы хоть на какие-то мучающие его вопросы.

Поднявшись и пройдя в деревенский туалет, Стольник заметил валяющийся лист бумаги с буквами. Глаза выхватили фразу «Собран рекордный урожай пятилетки».

Он поднял бумагу и попытался прочитать то, что было написано. Многие слова были ему понятны, другие знакомы по звучанию, он даже произнес некоторые из них вслух. Общий смысл написанного, однако, все равно был непонятен. Но сам факт того, что звуки можно изображать, его очень обрадовал, и еще больше обрадовало то, что он эти символы может распознавать.

Чтобы прочитать все еще раз внимательнее, Стольник вышел из туалета, в котором было темно, и сел на какое-то бревно. Сколько времени читал, он не знал, но солнце уже вышло из-за горизонта, когда из состояния переваривания слов в образы Стольника вывел сердитый прапорщик, ругающий бездельника Вовку, который сначала проспал, а потом оказалось, что уазик не заводится. Так что еще куча времени понадобилась для поиска трактора и запуска машины «с толкача».

– Пошли быстро позавтракаем, а то сейчас Вовка приедет, обалдуй этакий, – немного отойдя от злости, пробурчал Прапор.

– Василь Иванович, а что такое коммунизм? – решил Стольник выяснить одно из незнакомых слов.

– Ты где это слово такое выискал? – оборачиваясь и подняв брови, удивился Прапор и, заметив газету в руках Стольника, добавил: – А ну дай посмотрю.

Несколькими резкими жестами развернув газету и увидев ее название, прапорщик Василько хмыкнул.

– Эти газеты я пару лет назад у нашей почтальонши Нюры взял за услугу, огород помог вскопать, в хозяйстве пригодятся. Само собой, кроме газет, еще пузырь получил и сало, но я не из-за этого помогал. Баба она просто хорошая. И одинокая, как это бывает. Газеты эти ушедшей эпохи, информации полезной ты там не найдешь. Пойдем завтракать, я уже разогрел то, что Светка с вечера приготовила. А когда трапезничать закончим, я тебе расскажу краткий боевой курс истории. – Прапор слегка похлопал по плечу своего подопечного. – А коммунизм – это сказка, к которой общество оказалось не готово на голодный желудок. Ведь одной сказкой сыт не будешь.

Машина оказалась незамысловатой геометрической формы, темно-зеленого цвета. Водитель Вовка в затертой гимнастерке без погон зевал во весь рот, рискуя вывихнуть челюсть, и жаловался на раннюю поездку.

Вначале им пришлось заехать за доктором Максимычем.

После того как Прапор зашел в дом, оттуда послышались гневные тирады жены Максимыча, ответное бурчание Василия Ивановича, скрип дверей сарая и какое-то копошение. Наконец из дома к машине подошел прапорщик Василько, неся на плече местного Чехова.

– В дурке алкаша этого и оставь, замучил он меня уже! – с крыльца прокричала Татьяна.

Как только Прапор закинул «груз» на заднее сиденье, а сам залез вперед, машина тронулась.

– Татьяна вчера его в сарае закрыла, а он там заначку припрятал, вот и догнался, – пояснил Иваныч всем присутствующим.

– Иваныч, а без него никак? А то он мне все сиденья загадит! – жалобно заныл Вовка.

– Не боись, Максимыч – профессиональный алкоголик, он самогон из себя не выпустит даже в бессознательном состоянии, – успокоил его прапорщик. – Чехов говорил, что главврача знает, так что без него нам никак. Надеюсь, пока будем ехать двести километров, отойдет.