«Может, кофе выпить?» — подумал он и тут же понял, что делать этого не будет. Оставаться еще хоть на десять минут в рабочем помещении ему было противно. Окинув напоследок взглядом свое тесное царство, набросил на плечи куртку и вышел на лестницу. Трехэтажный домик, где Копецкий снимал полуподвальную квартирку, строили пленные немцы. Стены тут были толщенные, окошки маленькие, и звуки улицы внутрь почти не проникали. Он достал связку ключей, чтобы запереть стальную дверь на три замка, и почувствовал удар. Больше ничего не помнил. Очнулся в своем рабочем кресле с жуткой болью в затылке.

— Очухался? — услышал он глуховатый голос и попытался разглядеть, кому он принадлежит. Но в комнате стоял полумрак, и он различил лишь темный силуэт высокого мужчины.

— Больно, — сказал Жорки и снова получил жестокий удар в живот. Мучитель подождал, пока жертва перестанет выть, и спокойно предупредил: — Могу еще больнее. Я вообще пришел резать тебе башку.

Корчась от боли, Копецкий пытался сообразить, от кого заявился незваный гость. Если мены, то они по одному не ходят, а этот, кажется, один. Жорки решил тянуть резину и, пока ситуация не разъяснится, изображать шок от боли.

— За что бьете? — спросил он жалобным голосом.

— Я тебя пока не бью. Я с тобой только поздоровался. Вот если ты начнешь крутить, получишь по полной программе.

— Вы кто?

— Ты хочешь выяснить мое имя?

— Нет. Я хочу понять, за что меня бьют.

— Слушай внимательно. Я знаю твои игры с детьми. Если не сделаешь, что я прошу, ответишь жизнью. И не милиции, а людям, которым твой бизнес не нравится. Тебя разрежут на мелкие кусочки и спустят в сортир. Ты меня понял?

— Не совсем, но это неважно. Что я должен делать?

— Ты связан с банком Омега-Групп. Надо устроить одного человека в службу безопасности Яшки Фирмана.

— Я не уверен, что смогу. Фирман человек очень осторожный, может меня не послушать. И вдобавок мы не так хорошо знакомы…

— Жить захочешь, сможешь.

— Кто человек, которого надо устроить?

— Его зовут Василий. Он бывший моряк, и ему нужны деньги. Скажешь, что он твой близкий друг и служил в войсках морского десанта.

— Я завтра буду в Москве и постараюсь вам помочь.

— Постарайся. Не поможешь, из-под земли достану и зарою. Я все твои норы знаю. И здесь, и в Москве, и в Питере.

— Кто вы?

— Будешь меньше знать, целее будешь. И смотри, задумаешь проговориться Фирману, ничего тебя не спасет.

— Ладно. Как мне с вами связаться?

— Я сам тебя найду, — ответил незнакомец и нанес Журику страшный удар в живот. Когда программист разогнулся и наладил дыхание, в комнате уже никого не было.

* * *

Следователь республиканского Управления МВД Николай Игнатьевич Борисевич ханжой не был. И даже не слишком раздражился, узнав, что его пятнадцатилетний сын Митя смотрит по Вадику фильмы, мягко говоря, не слишком пристойные. Как отец, он считал, что для подростков интерес к интимной части жизни человека является естественным, а порнографические ленты служат им чем-то вроде учебных пособий. Застав однажды отпрыска за подобным просмотром, он сделал вид, что не заметил происходящего на экране. Но на другой день, когда они завтракали вдвоем, незаметно завел разговор о сексе и высказал подрастающему чаду свои отцовские соображения. «Понимаешь, Митя, я никогда не пользовал проституток. Знаю, что они бывают красивые. Но ты сам подумай, тебе приятно усесться в ванну после бомжа?» Митя покраснел и отрицательно замотал головой. Видимо, образ, созданный отцом, вызвал живой отклик в его психике. Чистоплотностью подросток пошел в папу. Они с отцом вместе боролись с привычками мамы разбрасывать вещи, а потом искать их часами. Митя не выносил пыли по углам и сам пылесосил каждый день квартиру.

«Видишь, тебе стало неприятно, — продолжил тему родитель. — А эти красотки не только вбирают в себя коктейль от разных мужчин, но еще и могут наградить тебя таким подарком, от которого ты будешь лечиться до старости».

Вспомнив возмущенное лицо наследника, Борисевич не сдержал улыбки. Завтрак у них тогда затянулся. Отец поведал чаду о своем первом интимном свидании с девушкой. Эта была юношеская любовь Борисевича-старшего. Прекрасные воспоминания от близости с любимой он хранил всю жизнь и поделился ими впервые. Сын спросил, почему тогда отец женился на маме, а не на той девушке? Борисевич признался, что возлюбленная рассталась с ним, когда он устроился работать в милицию. В ее семье к этой профессии относились с неприязнью. Дедушка возлюбленной погиб во времена репрессий, а ее отец был уволен за инакомыслие из Минского университета, где преподавал историю. Свой лирический рассказ Борисевич закончил словами: «А потом я полюбил твою маму». Еще Николай Игнатьевич рассказал сыну, что близость физическая без любви и духовной совместимости — удел слабых или ленивых. Но разъяснить свою позицию не успел. Вернулась жена.

Да, ханжой он не был, но после двухчасового просмотра кассет из «студии» братьев Сумановых испытал такое омерзение и ярость, что вынужден был прервать процесс и выйти на улицу. Минут десять курил и боролся с переполнявшими его эмоциями. Затем распорядился привезти кассеты к нему в рабочий кабинет. И теперь, сидя у видеомагнитофона, тянул время, пытаясь отсрочить продолжение пытки. Еще раз пролистал папку с делом о несчастном случае с двенадцатилетней Катей Танцковой и еще раз перечитал показания ее подружки Вали Щербины. Помимо этих показаний в деле имелись записи допросов студентки Любы Танцковой, старшей сестры Кати. Катя училась в школе, и Люба заменяла девочке умершую мать. Она не могла прийти в себя от несчастья и во время допроса выглядела подавленной. Старший брат Василий, который и содержал обеих сестер, тогда находился в плаванье, и поговорить с ним у Борисевича не получилось.

Просматривая омерзительные кадры детской порнографии, следователь пытался заглушить чувства и спокойно работать. Он искал выпавшую с балкона Катю среди девочек, которых перед видеокамерой изощренно пользовали «артисты»-педофилы. Но пока на экране она не возникала. В деле имелось всего две карточки погибшей. Он боялся, что по ним живую Катю, если и увидит, не узнает. Ему нужны еще фото. В деле фигурировал домашний телефон Танцковых, и Николай Игнатьевич позвонил. Услыхав мужской голос, поначалу решил, что ошибся номером, но на всякий случай попросил к телефону Любовь Ивановну Танцкову.

— Ее нет.

— А с кем я говорю? — спросил Борисевич.

— Поскольку звоните вы, а я вас не знаю, неплохо бы представиться, — ответили в трубке.

— Следователь управления майор Борисевич, — назвал себя Николай Игнатьевич и пояснил: — Я вел дело о гибели Кати.

— А я Василий Танцков. Брат Кати.

— Вы моряк? Вернулись с моря? — наконец догадался майор.

— Моряк я бывший, а вернулся два месяца назад.