– и разработали следующую практику, которая в некоторых местах Хоккайдо, по слухам, выполняется до сих пор.

В конце зимы айны начинают охоту на бурых медведей, спящих в берлогах. Найдя берлогу с медведицей и новорождённым медвежонком, они убивают медведицу, а медвежонка забирают с собой в деревню.

Там его определяют в какую-либо семью, заботятся о нём как о человеческом ребёнке – и даже, по некоторым сведениям, вскармливают его грудным молоком.

Когда медвежонок подрастает, его переселяют из дома в специальную клетку из тонких брёвен за пределами дома. Его кормят только самой лучшей пищей, делают ему подношения и даже одевают в церемониальные одежды. Первые год-два его жизни.

А затем ему назначается ритуал иёмантэ́, на который собирается вся деревня. Медвежонка выводят из клетки, привязывают к столбу в центре деревни, зажимают его шею брёвнами – и приносят в жертву, убивая его из лука. Сначала несколько мужчин стреляют из луков в его тело, а потом ему наносится смертельный удар – или выстрел – в голову. После чего его разделывают – и всё племя угощается его мясом…

Но сначала, заметим, его воспитывали как родного! И всё потому, что этот медвежонок считается духом-камуй, который пришёл в мир людей, как в гости, приняв форму бурого медведя. А теперь, после физической смерти, он должен отправиться обратно в мир духов с помощью специального ритуала прощания, которое и устраивают ему люди, поедая его. Свою плоть медведь, который стремится вновь стать камуем, даёт людям как подарок от себя. Поэтому и мясо, и мех, полученные от его убийства, должны быть разделены между всеми людьми поровну, чтобы каждому достались дары от святого духа.

Ритуалы кормления и убийства медведя известны и у нивхов Сахалина в Приамурье, и у племён выше к Северу, и у евразийских охотничьих народов, живущих в районах тайги или около полярного круга.

Тем не менее в Японии, начиная с 1839 г., ритуал то и дело пытались запретить. Дескать, религия религией, но зачем же бедных животных убивать, да ещё так жестоко, прямо на глазах у женщин и детей?

Вопрос по-своему справедливый. Но у айнов – свои критерии справедливости. Да и от вековых традиций предков так легко не откажешься! И этот запрет стал повсеместно нарушаться. Тем более что и туристы, посещая Хоккайдо, неплохо платили, чтобы на этот ритуал посмотреть… В общем, с тех пор иёмантэ то запрещали, то разрешали несколько раз. В 1955 г. губернатор Хоккайдо запретил его снова – и, казалось, уже навсегда. И только в 2007-м он был окончательно отменён, поскольку министерство окружающей среды Японии объявило, что народные религиозные обряды, связанные с животными, не подпадают под действие закона о защите прав животных.

* * *

Сегодня в Японии проживает около 25 тыс. айнов. Долгое время айны не признавали себя японцами, не принимали японскую культуру, требуя создания суверенного национального государства. В последние годы скандалы вокруг этого вопроса начали докатываться и до ООН.

И всё же, как мы уже отмечали, в феврале 2019 г. японское правительство наконец-то приняло закон, в котором айны Хоккайдо официально признаются коренным народом Японии.

И уже в следующем, 2020 г., на территории огромной лесной резервации близ города Сирао́и, всё на том же Хоккайдо, был построен огромный, сверхсовременный этнографический комплекс – центр возрождения айнской культуры «Упопо́й». С музеями и арт-студиями по возрождению национальных искусств и ремёсел. А также мемориалом для проведения национальных ритуалов (включая иёмантэ).

В том же 2020 г., несмотря на все трудности с ковидными ограничениями, айны приняли участие в церемонии открытия Токийских Олимпийских игр…

Успеют ли айны, благодаря всем этим лихорадочным мерам, всё-таки возродиться в полную силу? Или так и превратятся в экзотическую достопримечательность, туристический придаток японского острова Хоккайдо? Вот в чём вопрос…

В далёком 2003 г. мы с Харуки Мураками приехали на Сахалин. И когда автор «Охоты на овец» наслушался очередных историй про айнов, он посмотрел куда-то за горизонт – и, странно прищурившись, произнёс:

– Так вот кому нужно Северные территории возвращать! Учредить на Курилах Айнскую республику – и дело с концом!

А что, подумал я тогда. Отличная мысль! Донести бы её до кого-нибудь, кто всё это решает…

До тех же богов, например. И до «ка́ми» – и до «каму́и».

Работа с пустотой

Солнце в воротах храма

Практически все, кто пытается разобраться в японской теме «с нуля» – изучая Японию, знакомясь с японцами, а то и приезжая туда пожить или поработать, – волей-неволей задаются вопросом: а чем же эта ваша Япония так уж принципиально отличается от Китая, или Бирмы, или того же Таиланда? В чём её самобытность даже не для нас, людей Запада, а для тех же обитателей стран ЮВА? Как и чем прикажете измерять неповторимость японской культуры?

При всей кажущейся наивности, вопрос этот очень серьёзный, коварный и непростой – в том числе и для самих обитателей Японских островов.

Да, японцы активно употребляют в своей жизни китайские иероглифы. Однако называют они их по-своему, вписывают в свой язык согласно своим грамматике и фонетике, сокращают по своим правилам. А также изобретают свои, чисто японские иероглифы, которые Поднебесная уже импортирует к себе, в китайский язык, как «японские иероглифические заимствования».

Да, китайская культура начала проникать на японские острова примерно в V–VII вв., пока не расцвела буйным цветом в период Хэйан, то есть к VIII в. н. э. К этому времени государство Ямато окрепло – и знать обогатилась достаточно, чтобы подумать о том, что кроме еды есть ещё и Красота. Тогда и начался бурный расцвет японских науки, философии и культуры. И в японском сознании возникли такие базовые понятия, как, например, Большое Слово «Человек».

Большое Слово «Человек» в китайском и в японском языках состоит из двух знаков. Первый знак – НИН – символ человека. Но ещё не само это слово. То же слияние смыслов, что и в русском слове «ЧЕЛО+ВЕК». Чело, то есть лоб, голова – это физическое пространственное понятие. И эта голова существует век. По времени оно существует, условно говоря, 100 лет. Японцы, впрочем, до ста доживают легко. Едят здоровую пищу и живут, обдуваемые семью океанскими ветрами, и долголетие у них записано в генах…

Но так или иначе, когда мы – по-японски или по-русски – говорим «человек», мы имеем в виду то, что наш великий филолог Бахтин определил как понятие «хронотоп». В любом языке есть очень мощные, сильные слова – как существительные с прилагательными, так и глаголы, – которые одновременно являются и терминами времени, и терминами пространства. И которыми, кстати, давно пользуются сильнейшие наши поэты, просто Бахтин этот