- Что ж за дождь такой несусветный? - слышит Рита за своей спиной. Может, распылили какую аэрозоль? Как во Вьетнаме...

- А зачем?

- Чтобы нас разогнать. Ну уж нет, не дождетесь!

Тоже, значит, едут к Белому дому.

На площади народу так мало, что Рита падает духом: еще день-два, и люди устанут, отчаются, разойдутся, махнув на все рукой, по домам. Откуда-то, как из-под земли, выныривает Олег.

- Ничего, ничего, - ободряет он Риту. , - Просто рано еще. Очень рано. А ты молодец! Ух ты, термос!

- Мама дала.

- Не ругалась?

- Просила.

- Хорошо, что моя далеко, - смеется Олег. Глаза блестят от бессонницы.

- Да, тебе повезло!

- Ну ладно, пошли! Вон наш подъезд.

Вокруг Белого дома живое кольцо. То и дело возникают какие-то слухи: идут танки - не идут танки. И тогда все берут друг друга за руки, кольцо сжимая. Хоть бы скорее, что ли! Ведь ждать - самое трудное.

- Отойдите подальше, метров на пятьдесят! - командует с балкона рупор.

Все послушно отходят. Людей все больше, и кажется, ничего уже не случится. Первая, самая трудная ночь позади.

- Батюшки, кофе! Да еще в стаканчиках!

- Кооператоры постарались.

- В двенадцать митинг на Манежной, - говорит Олег. - Иди. Я еще подежурю.

- Нет...

- Ты мне расскажешь. Вы же придете сюда.

- Ладно.

Рите радостно ему подчиняться. Она всегда будет подчиняться ему.

Под землей, в метро, мокро и душно. Стены сплошь оклеены листовками. Их молча, внимательно, хмуро читают. Две пожилые женщины в темных скользких плащах взывают к читающим:

- Идите на площадь! Мужчины! Вы-то что здесь, делаете?

Рита трогает одну из них за рукав.

- Успокойтесь, нас там много - Да? - радуется женщина.

Вот и Манежная. А на нее не пускают! Хорошо хоть удалось выбраться из метро: выход почему-то открыт. Да, но что же делать? - Идите все к Моссовету! - словно подслушав Ритины мысли, кричит какой-то мужчина с троллейбуса - тоже в рупор. - Митинг перенесен к Моссовету!

От Манежной до Моссовета всего один квартал, но какой... Вдоль по Тверской, по обе стороны, стоят рядами омоновцы - в касках, бронежилетах, со щитами, дубинками. Кто они, вообще говоря, такие? Рита не очень-то знает. "Спрошу потом у Олега..."

Она идет вместе со всеми как сквозь строй. Впереди - вот он уже, Моссовет. И вдруг люди начинают оглядываться - туда, на Манежную площадь, танки перегородили за ними Тверскую. И - что это? - из переулка, где было когда-то кафе "Отдых", тоже выползают танки, а им навстречу, из узкой улочки у Моссовета, - бэтээры. Вот-вот замкнется кольцо, и окажутся все в ловушке. "Им и давить нас не придется, - со странным спокойствием думает Рита. - На таком пятачке сами друг друга подавим... Надо держаться середины, чтоб не прижали к стене,.. А я так и не объяснилась с мамой ."

Но танки и бэтээры, не сойдясь всего ничего, останавливаются и пропускают людей к Моссовету, - Где тут логика? - нервно посмеивается какой-то очкарик. - И что там, на балконе, написано? Ни черта не вижу!

- "Путчисты пойдут под суд, - читает для него Рита. - Не идите с ними!"

Начинается митинг.

* * *

Если бы Рите кто-то сказал, что она может идти в огромной разноцветной колонне и кричать, выбрасывая вверх кулак: "Нет - хунте.!" - она бы ни за что не поверила. Сроду не ходила ни на какие демонстрации, всегда ей казалось это глупым, ненужным. И мама тем более не ходила: берегла голос и вообще себя. Но разве сравнить те, никому не нужные, демонстрации с этой? Что все годы, собственно говоря, демонстрировалось? Лояльность властям? Теперь же они протестовали и требовали, и Рита чувствовала в себе такую свободу и силу, такую прекрасную общность с идущими рядом, какой не чувствовала никогда.

- Нет - хунте! Нет - хунте!

Их было много. Они запрудили собой всю улицу.

И они были силой. Парень, шагавший рядом с Ритой, показал куда-то в небо:

- Смотрите, кто это?

- Где? - не поняла Рита.

- Там, на крыше.

- Да, видно, снайперы, - ответил кто-то из их шеренги.

"Неужели снайперы? - ахнула про себя Рита. - Но они ведь только фотографируют, - успокоила себя, приглядевшись. - А если получат приказ? Если прозвучит хоть один выстрел? Начнется такая кровавая каша..." Но выстрела не случилось, и колонна со знаменем, с морем разноцветных флагов влилась в бушующее вокруг Белого дома море.

- Вы откуда?

- От Моссовета.

- Ур-р-ра!

А знамя было таким огромным, что им опоясали Белый дом.

И здесь тоже был митинг.

- Держитесь, дорогие мои, - сказал один из русских, прилетевший на Конгресс соотечественников и оказавшийся "в нужный день в нужном месте". Путчи удаются лишь в первые часы, сразу! Вы уже победили.

- Господа, - негромко, лениво заговорил миллионер Боровой, наш миллионер, доморощенный, - бизнес не поддерживает комитет, биржи приостанавливают свою работу. Благодарю вас!

Какой сытый, какой холеный голос... Какой он совсем другой... Рита впервые видела миллионера.

- А теперь самое трудное, - сурово объявил рупор. - Женщин просим уйти: возможна газовая атака. Мужчин - разбиться на сотни, сотенные пусть подойдут к подъездам. Принесите, у кого есть в учреждениях, противогазы. Позвоните по кодам в другие города. Расскажите о митинге, о том, что у нас происходит. - Хорошо бы найти Олега... Но разве отыщешь его в толпе?. И к пятому подъезду не подойти. Придется подчиниться рупору. Нехотя идет Рита к метро. По Дороге к ней не очень решительно подгребает невысокий парнишка.

- Слушайте, что тут у вас происходит?

- У нас? - изумляется Рита. - А вы откуда?

- Из Вологды.

- А когда приехали?

- Сегодня утром.

- И ничего не знаете?

- Таксист сказал: Горбачева сняли. Нет, правда, ну чего вы смеетесь?

Риту и в самом деле душит дурацкий, истерический смех.

- У нас происходит государственный переворот, - отсмеявшись, сообщает она и добавляет не без ехидства:

- Между прочим, у вас тоже, хотя вы и из Вологды.

* * *

- Тебе известно, что объявлен комендантский час? - нервно встречает Риту мама. Для подмоги рядом сидит Аркадий Семенович. - Может, хватит играть в бирюльки?

- В какие бирюльки? - вспыхивает Рита.