– Да в чем дело? – упорствовал Холбрук. – Представьтесь, покажите документы!

– Выходите из машины, – повторил араб и указал на джип.

Двое бородачей продемонстрировали стволы американских штурмовых винтовок «М16».

– Влипли, – прошептал Макс.

Холбрук осторожно опустил руку в карман, нащупывая рукоятку пистолета. Их трое, три метких выстрела – только так можно спастись. Миндальничать нечего, орудующие в этих районах банды редко щадят свидетелей, особенно если они – свидетели – одновременно и потерпевшие.

– Выходи и не трусь, Макс, – негромко распорядился Холбрук. – Выкрутимся… – Он открыл дверцу и ступил на бетон дороги, не вынимая руку из кармана.

– Руки за голову! – скомандовал араб. Гюнтер криво улыбнулся:

– Пожалуйста.

Он выхватил пистолет и выстрелил. Но не в безоружного бандита, что стоял перед ним; Холбруку показалось, что важнее сначала снять других, в джипе. К несчастью, он промахнулся. В следующее мгновение бандит нанес ему сокрушительный удар в лицо, тут же загрохотали автоматические винтовки. Все было кончено моментально. Холбруку пуля попала в сердце, Штайнеру – в голову.

Арабы приступили к обыску «опеля».

– Авад! – позвал тот из них, что открыл багажник. – Смотри…

Главарь банды осветил фонарем сумку, рванул застежку-молнию и разочарованно сплюнул.

– Дерьмо! Похоже, они и впрямь туристы – скупали всякую сувенирную дрянь. Что за добыча… Ладно, продадим на базарах. Деньги у них есть?

Третий бандит умело обыскал трупы.

– Мало.

– Вот дерьмо, – прорычал Авад. – Забирайте все, и поехали… Пистолет у этого тоже возьмите.

Бандиты вернулись в джип. Несколько секунд спустя машина растворилась во тьме.

Около четырех часов дня в кабинете директора Египетского археологического музея Гамаля Седара заверещал внутренний телефон.

– Господин директор, пришел начальник полиции.

– Просите скорее…

Внушительная фигура начальника каирской полиции Ирамуна аль-Расула, казалось, заполнила весь кабинет. Директор, невысокий щуплый человек лет сорока, шагнул ему навстречу и порывисто пожал руку.

– Рад видеть вас так скоро! – воскликнул он. – Неужели вы с хорошими новостями?

– Как посмотреть, – уклончиво ответил аль-Расул, усаживаясь в кресло для посетителей. – Мы нашли тех, кто ограбил музей…

– Вы поймали их!

– Нет, мы НАШЛИ их, – подчеркнул начальник полиции. – К сожалению, мертвыми… И без ваших экспонатов.

– Что это значит? – Лицо директора вытянулось.

– Мы нашли машину за окраиной города, на восточной дороге. И два трупа… Одного покойника опознали легко – личность, хорошо известная Интерполу. Это некий Гюнтер Холбрук, преступник с международным размахом, специализировавшийся на музейных кражах. Его разыскивала полиция пяти стран, и я ума не приложу, как он ухитрился пробраться в Египет. Второй не опознан, но…

– Подождите, – перебил полицейского Гамаль Седар. – Из того, что этот тип грабил музеи, вовсе не следует, что…

Аль-Расул вынул из кармана фигурку скарабея, вырезанную из вулканического стекла, и протянул директору музея.

– Ваш экспонат?

– Да-да! Но вы сказали…

– Скарабея нашли в багажнике машины. Его идентифицировали по переданному вами списку похищенного и фотографиям. Все остальное исчезло… В машине обнаружили также хирургические перчатки, а в карманах Холбрука – кусачки, стеклорез, потайной фонарь. Экспертам не составит труда установить, этими ли кусачками перерезаны провода сигнализации, но я и так не сомневаюсь.

Гамаль Седар на несколько секунд задумался.

– Возможно, скарабей и все прочее подбросили в машину Холбрука, чтобы сбить нас… Вас со следа, – заметил он.

– Мы обсуждали такую версию, – сказал аль-Расул. – Слишком невероятное совпадение. Неизвестные преступники избирают для запутывания следов именно эту машину– машину грабителя музеев! Нет, господин Седар, все произошло иначе.

– Не поделили добычу?

– Едва ли. Я объясню. Если бы сообщник или сообщники Холбрука и его приятеля решили захватить ценности, они стреляли бы, по всей вероятности, изнутри машины – и уж во всяком случае аккуратнее. А там стреляли снаружи, из «М 16», весь «опель» Холбрука изрешетили. Найдена гильза и от пистолетного патрона – возможно, Холбрук отстреливался. Но главное – скарабей.

– Почему? – удивился Седар.

– Преступники перевозили похищенные экспонаты не навалом в багажнике, а в чем-то: сумке, саквояже, кейсе, так?

– Конечно…

– И скарабей выпал, когда эту сумку или кейс открывали. Но зачем сообщникам Холбрука открывать кейс на ночной дороге? Они бы и без того знали, что там находится. Я предполагаю, господин Седар, – и оснований для этого более чем достаточно, – что герру Холбруку элементарно не повезло. Его ограбила одна из банд, что в изобилии гнездятся в трущобах.

Седар в отчаянии схватился за голову.

– Но это значит, что наши экспонаты утрачены навсегда!

– Нет. – Аль-Расул покачал головой. – У меня есть идея. Собственно, потому я и пришел… Мне понадобится ваша помощь.

– Какая идея? – Директор подался вперед, в глазах его вспыхнул огонек надежды.

– Эти банды, господин Седар, состоят, как правило, из людей крайне невежественных. Золото от меди они, пожалуй, сумеют отличить, но разобраться в истинной ценности археологических находок…

– И что же?

– Господин Седар, я прошу вас временно скрыть от прессы факт ограбления музея.

– Зачем?

Аль-Расул пристально посмотрел на директора.

– Если в газетах будет объявлено, что из музея украдены очень ценные экспонаты, бандиты могут сообразить что к чему, и вот тогда мы действительно никогда не найдем похищенного. Скорее всего, они избавятся от добычи – скажем, утопят. В таких случаях осторожность часто берет верх над жадностью – ведь, попадись они в руки полиции, на снисхождение могут не рассчитывать… Но если бандиты примут содержимое кейса Холбрука за безделушки, они начнут продавать их. Вот тут-то мы и ухватимся за ниточку.

– Да, я понял, – медленно проговорил Гамаль Седар. – Но это не так легко осуществить.

– Почему? Об ограблении знают немногие. Предупредите их, чтобы молчали.

– Я не об этом. Экспонаты… Некоторые имеют широкую известность, посетители приходят в музей специально, чтобы посмотреть на них. Например, бронзовый стилет, найденный Джулианом Прендергастом в тысяча девятьсот двадцать пятом году. Как объяснить отсутствие этого произведения искусства в экспозиции?