«Супердетектив» мне, конечно, польстил. Пришлось, однако, объяснить, что и оные «хочут кушать» не меньше простых смертных. А уж выглядеть всегда красивой женщина-детектив просто обязана.

— К тому же в парикмахерскую и по магазинам мы едем, что называется, по работе: нужно проверить алиби Маргариты Вадимовны.

Кажется, мой исчерпывающий ответ водителя удовлетворил.

— А кстати, Миша, что вы сами думаете по поводу этого убийства?

— Ничего, — Миша даже плечами пожал для убедительности. — Жалко мужика. Я, правда, не знал его, но все равно жалко. Маргарита Вадимовна, как ни зайду в дом, все время в слезах.

— Они были счастливы? — спросила я больше для проформы.

— Думаю, да. Ксюха, правда, мешала им немного — ревновала, что ли, — но, в общем, счастливы.

— Ревновала?!

— Ну… я не так выразился. Она несчастная, эта Ксюха: вечно ей в любви не везло, все какие-то подлецы попадались. А тут — счастье сестры рядом: любящий муж, двое детишек.

Вот оно как все оборачивается. Зависть-матушка — это вам не шутки. Но от зависти канделябрами не убивают. Запутанная история…

— Миша, как, по-вашему, сестры дружны между собой?

— Да! — уверенно ответил шофер. — Они часто встречались, в гости вместе ходили. Ксюха с девчонками любит повозиться; к Маргарите Вадимовне все время ездила, помогала… И сейчас опекает сестру как может…

У меня зародилось подозрение, что это все — Ксюха да Ксюха…

— Миша, простите за некорректный вопрос: вам нравится сестра Риты?

— Я люблю ее, — просто ответил мой возница.

В неловкое положение я попала.

— Извините…

Миша, как молодой бычок, помотал головой.

— Да ерунда это все, Татьяна Александровна! Она меня не любит — вот что главное…

Мне захотелось сменить тему разговора. Проклятое любопытство! Что стоило промолчать — не причинила бы боль хорошему человеку. Вот идиотка!

Ругая себя последними словами, я мучительно пыталась придумать, что бы такое сказать посмешнее, чтобы развеселить Мишу и загладить свою вину. И, как назло, не могла вспомнить ничего, заслуживающего внимания.

— Приехали! — Миша остановил машину возле парикмахерского салона в доме моей подзащитной.

— Спасибо. — И это все, что пришло мне в голову после десяти минут словесного воздержания.

В парикмахерской я пробыла недолго. По фотографии, которую дала мне Рита, ее сразу же узнали: постоянная клиентка. Оказалось, тринадцатого в шесть она действительно делала здесь прическу: это зарегистрировано в журнале.

Я поблагодарила словоохотливых сотрудниц и вышла из салона.

Что, если немного изменить планы? Поднимусь-ка я на шестой этаж и побеседую с соседями Баргомистровых, а уже потом Миша проводит меня по магазинам. До закрытия время еще есть…

Честно говоря, мне все еще было неловко перед добрым возницей и не очень-то хотелось снова по-дурацки молчать в машине.

Значит, решено. Как написал бы какой-нибудь классик: «Татьяна Александровна Иванова направила стопы свои к первому подъезду». Правда, в то время, когда творили эти самые классики, архитекторы не додумались еще до одиннадцатиэтажных коробок. И нумерации парадных тоже не существовало.

А вот соседи во все времена были, есть и будут… От подъездов — к соседям. Кажется, сие именуется женской логикой. Да здравствуют благословенные соседи! Особенно те, которые подглядывают за чужой жизнью в замочную скважину, все видят и слышат. А то, что сокрыто от их бдительного ока, «додумывают» и приукрашивают в меру своей фантазии.

…Сложилось впечатление, что меня давно ждали, причем с нетерпением. Не успела позвонить, как дверь распахнулась, и на пороге возникла пухленькая маленькая старушка в переднике.

— Добрый день, — степенно поздоровалась она и затараторила, не дав мне и рта раскрыть: — Вы к нам? Меня Настасья Игнатьевна зовут, соседка я ближайшая того… убитого-то. Тут все ходют и ходют, смотрют всякие. Из милиции все. Ты, милая, тоже из милиции? Чую, оттедова. А почто ж вы Ваську-то, соседа, забрали? Он ведь и мухи не обидит, не то что человека убить. Ну и что же, что должен много — а кому он не должен? Мне вот тоже… Да как отказать: больной человек; ему на похмелье надо, а то помрет, и буду после винить себя: пожалела денег, старая, человека угробила… Так нельзя. С соседями в мире жить надо, голубушка; где ты кому поможешь, где — тебе…

— Настасья Игнатьевна, — решилась я прервать болтливую старушку, — мне хотелось бы задать вам несколько вопросов.

— Задавай, милая, задавай! — закивала она. — Ой, да что ж я на пороге-то держу тебя, дура старая! — Последнее выражение относилось, кажется, не ко мне. Хотя бы потому, что я еще молода. — Проходи в залу. Да не скидавай обувку-то, так иди! Счас чаек сделаем; голодная небось? — Можно подумать, в эту дверь стучатся все голодающие Поволжья и гостеприимная хозяйка вменила себе в обязанность их кормить. — Счас, счас. Дед, поставь чайник: гости у нас! — крикнула старушка в сторону кухни и подтолкнула меня к «зале». — Садись вон на диван, спрашивай. Ваших тут уже много приходило, и все что-нибудь да спрашивали. Да погоди!

Мама родная! За ее болтовней, пожалуй, забудешь, зачем пришла!

— Жениха-то позови своего. (Кого?!) Чего он, родимый, в машине мается. Тоже небось кушать хочет.

Она Мишу имеет в виду.

— Позови, позови! Вон на балкон выйди да крикни. Не стесняйся. Не след женихов в машинах оставлять по нонешним-то временам. Уведут, как пить дать — уведут. И машину прихватют. Я вот деда своего — даром что пятерых родили — ни разу одного не бросала.

Нет, эта бабуська не отстанет, пока не добьется своего!

— Поди позови! Чего застеснялась-то? Чай, я все равно уж все видала: и как подъехали, и как ты в палихмахерскую побежала…

Я вздохнула и вышла на балкон в надежде, что появление Миши удержит старушку от новых ненужных монологов.

Но не тут-то было! Прежде всего от Анастасии Игнатьевны не ускользнуло, что мы с шофером на «вы». Хорошо еще, он при ней не назвал меня Татьяной Александровной.

— Ишь, как это вы друг дружку — как в прежние времена, надо ведь! Раньше только жених с невестой друг дружку на «вы» величали, счас-то «тыкают» все… А у вас пара-то прямо какая-то… цельномудренная получается!..

Миша удивленно посмотрел на меня. Я за спиной старушки знаками попыталась объяснить ему, чтобы не возражал.

— Ну вот и чаек готов! — такими словами Анастасия Игнатьевна встретила своего мужа.

Худощавый белоголовый старичок принес чай и — на большом блюде — ароматный, аппетитный пирог.

Я стала отказываться от угощения — всего только час назад пила кофе у Королевых, — Миша, напротив, подсел поближе к столу, что выглядело вполне естественно: его-то час назад кофе не поили. Хозяйка от души удивилась: