Расчувствовавшись, Болтан опять взял его на руки и поместил так, что черные очки малыша уперлись ему в грудную клетку. Любовь и жалость мощной волной захлестнули его. Это была жалость не к одному лишь спасенному им существу, но куда больше – всемирная жалость ко всем несчастным, убогим и больным. Казалось, она поднимает Болтана Самосуя выше самых высоких деревьев Нескучного сада, выше Высокого квадратного забора, выше курчавых облаков, мрачной толпой проплывающих у него над головой.

* * *

Особенной чертой сознания Болтана был его вселенский масштаб. Таким оно было наперекор или, вернее, благодаря тому, что он появился на свет в стране, окруженной Высоким квадратным забором, ибо только на очень маленьком, со всех сторон замкнутом клочке земли можно по-настоящему ощутить все величие беспредельности. Возможно, поэтому, что бы ни происходило с ним, – все непременно принимало характер всемирного катаклизма. С этим, разумеется, можно не согласиться, но мы уже знаем, что, отобрав у жабы человечка в черных очках, Болтан Самосуй кардинально изменил всю историю Страны Хламов.

Как бы там ни было, его сердце часто и мощно колотилось. Думал же он примерно так: “Вот подрастет малыш, представляю, как будет благодарен мне, когда узнает, что это я, рискуя жизнью, вырвал его из лап противной жабы. Впрочем, не буду ему ничего рассказывать: не для того же, в самом деле, я его спасал. Главное для меня ~ справедливость!” Человечек же, который давно очнулся, висел между небом и землей и думал приблизительно так: “Что это за болван меня тащит? Интересно, что ему от меня надо?” Человечку было очень стыдно, что он абсолютно голый, кроме того, он был брезглив и чрезвычайно страдал от прикосновения потных Болтановых рук. Раздражал его также и стук большого Болтанового сердца.

Болтан Самосуй жил в покосившемся доме, единственном на улице, Заросшей сорняками. Посвящая все свое время борьбе за справедливость, он никак не мог отремонтировать его. Подойдя к прогнившей двери, Болтан распахнул ее ударом ноги: так он входил в свой дом даже тогда, когда руки его бывали свободны.

Первое впечатление от жилища Болтана было таким, словно его ни разу не прибирали после какого-то давнего землетрясения. Растолкав разнообразные предметы, загромождавшие стол, Болтан усадил на него драгоценного человечка и попробовал снять с него очки. Но тут же буквально взвыл от боли: человечек выскользнул из-под ладони, подскочил и вцепился зубами ему в запястье. От вопля зазвенело оконное стекло и затенькали бог весть с каких пор не мытые стаканы. Но ни одна собака не тявкнула в ответ, ибо на улице, Заросшей сорняками да и во всей Хламии испокон веков не было собак.

Болтан стряхнул человечка на пол и, разгневанный, начал вытаскивать из брюк ремень. Но человечек нисколько не испугался и даже приготовился дать отпор.

– Ну ладно, маленьких не бью, – рассмеялся Болтан и добродушно добавил: – Будешь моим приемным сыном.

– Еще неизвестно, кто кому в сыновья годится, – пробурчал себе под нос человечек. И хотя Болтан Самосуй снова рассмеялся, он больше никогда не пытался снять со Смока – так звали человечка – его черные очки.

* * *

В глубине дома стоял обитый медными полосами сундук, который достался в наследство Болтану Самосую от его далеких предков. Этот сундук был единственной приличной, добротно сработанной вещью в доме. Раскрыв сундук, так что с его крышки с грохотом покатились пустые бутылки, Болтан достал оттуда ржавые ножницы и старый суконный плащ. Одним махом отхватив от полы плаща солидный кусок бурой ткани и вырезав в нем два отверстия для рук и одно побольше для головы, Болтан прочувствованно произнес: “Сынок, это кусок того самого плаща, который носил мой дед, а твой прадед Насеканик Смелый, отважный борец за свободу и справедливость. Носи и гордись им!” С этими словами он протянул Смоку некое подобие маленького балахончика. Посиневший от холода человечек, тщетно пытавшийся согреться, похлопывая себя по плечам и по груди, не говоря ни слова, выхватил свое одеяние из рук новоиспеченного отца.

Приодев сына, Болтан отправился на кухню, и вскоре оттуда донесся запах пригорелой каши и брань, указующие на сложности, с которыми сталкивался Болтан Самосуй, когда он бывал свободен от борьбы за справедливость. Спустя некоторое время, перекинув через плечо не слишком-то чистое полотенце и держа в руках миску, он вернулся в комнату и с удивлением убедился, что его приемный сын успел перекроить кусок дедовского плаща в некое подобие военного френча, который плотно облегал его маленькую коренастую фигурку. Тут Болтану на мгновение почудилось, что перед ним хотя и маленький, но вполне взрослый мужчина. Но, преодолев сомнение, он добродушно пробасил: “Ну, что, сынок, усаживайся, подкрепись чуток! “ Человечек, не говоря ни слова, взобрался Болтану на колени и устроился там поудобней, причем, на лице его отражалась целая гамма чувств, из которых главным было чувство голода, но второе место несомненно занимала брезгливость. Между тем, Болтан зачерпнул полную ложку каши и поднеся ее ко рту Смока растроганно произнесжушай, сынок, а папа тебе сказочку расскажет»

* * *

В сказке, а точнее, известной всем легенде, повествовалось о ненасытной жабе, проникшей в Страну Хламов откуда-то из-за Высокого квадратного забора.

Днем жаба охотилась за хламами, а ночью жутко квакала, наводя на жителей местечка тоску и безысходность. В конце концов хламы от страха утратили всякую способность к сопротивлению и, вероятно, страна вскоре окончательно бы обезлюдела, если бы не дед Болтана Насеканик Смелый. Как-то ночью он пробрался к обиталищу жабы-хламоедки, которая в это время переваривала съеденных накануне сотрудников Министерства хламской обороны, и с криком “За Родину!” оседлал ее, нахлестывая изо всех сил стальным веником. Обезумевшая от боли и неожиданности жаба, дико квакая и снося все на своем пути, вихрем пронеслась по местечку, брыкаясь и пытаясь скинуть со своего загривка отважного наездника. Насеканик Смелый гнал ее к Пруду. И вот, наконец, жаба, ошалевшая от беспрерывного битья, с диким воплем бросилась в воду и камнем пошла ко дну. Вместе с ней утонул и дед Болтана, несокрушимый борец за справедливость Насеканик Смелый.

Во время повествования по лицу Болтана и его приемного сына блуждали противоположные чувства: если на лице папы светилась улыбка, лицо Смока становилось пасмурным, если же Болтан грустно вздыхал, грудь Смока радостно и торжествующе вздымалась. И только в конце рассказа, как бы поддавшись общему порыву, отец и сын дружно зашмыгали носами. “Бедный дедушка”, – всхлипывал Болтан. “Бедная бабуся”, – чуть слышно шептал Смок.

* * *

В наследственном сундуке Болтана Самосуя хранилось немало необыкновенных вещей. Рядом с фолиантами хламских звездочетов там лежала точная копия того самого стального веника, при помощи коего Насеканик Смелый победил лютую жабу. Старинный фарфоровый сосуд соседствовал с остатками дедовского плаща, который, кстати, все уменьшался: Смок рос как на дрожжах и то и дело перекраивал свой полувоенный френч.