В тот вечер я сказал дедушке, что останусь спать с ним на диване. А то мне без очков одному спать страшно. После такого паршивого дня я даже во сне могу навернуться, это я по опыту знаю. Я лежал, лежал, и тут у меня все начало чесаться. Так всегда бывает, стоит мне разнервничаться. Чешусь, чешусь, как шелудивая собака посреди дороги, и никак не могу остановиться.

— Ты так до крови все расчешешь!

— Да я заснуть никак не могу. Придется теперь из-за этого Джиада спать без очков, из-за Джиада я разбил папе очки, а в школе опять нарвусь на Джиада. Попаду к нему прямо в лапы. Он мне и следующие очки разобьет, и следующие, и еще одни, и еще… Понимаешь, деда, раз уж он на меня взъелся…

— Вот придешь завтра от глазного, и разберемся с твоим Джиадом.

— Если ты его побьешь, меня все будут дразнить педиком.

— А я и не собираюсь его бить. Я выступлю посредником.

— А это что такое?

— Посредники, Манолито, — это такие люди, которые словами добиваются того, чего нельзя сделать ни кулаками, ни бомбами. Будь побольше таких людей, никаких войн не было бы вовсе.

Я хотел было сказать дедушке, что Джиаду слова в одно ухо влетают, а в другое вылетают. Ему вообще фиолетово, кто там что говорит: хоть училка, хоть мама, которая его целыми днями ругает, а уж тем более что там говорят другие ребята вроде меня. Он даже в комиксах одни картинки разглядывает, а подписи не читает. А игры он всегда придумывает такие, чтобы можно было кому-нибудь накостылять по первое число.

И по фигу, как это у него называется: «в капитана Америку» или «в Бэтмена» — смысл всегда один и тот же: набить тебе морду, точнее говоря, набить морду мне.

* * *

На следующий день мы с папой пошли к глазному. Мы оба толком ничего не видели, поэтому поехали на такси. Было ужасно непривычно с утра в будний день вместо школы идти куда-то с папой. Обычно меня мама всюду водит. Вот мы с папой оттянулись так оттянулись! Я вообще ужасно люблю ходить к глазному. Так прикольно, когда чувак тебя спрашивает, что ты там видишь, а ты знай себе сидишь и отвечаешь: «Сейчас П, а теперь X, а теперь К». И главное, ошибайся сколько влезет, никто тебе и слова не скажет. Такое только у глазного и бывает!

После глазного мы пошли завтракать в кафешку. Я сказал папе, что хочу посидеть за стойкой на высоком табурете, который крутится. Клевейшая штука! Папа мне купил молочный коктейль, плюшку с шоколадом и пончик. В кафешке сидели одни взрослые. Ясное дело, в такое время все дети на свете торчат в школе, а все училки на свете капают им на мозги. Я то и дело поглядывал в зеркало: проверял, как мне идет новая прическа, потому что я с утра сделал себе косой пробор и оставил на лбу завиток, как у Супермена. Я подумал: «Вдруг все тут решат, что я никакой не мальчик, а взрослый, и что мне не восемь лет, а двадцать восемь. И что мы с папой — просто друзья или, к примеру, двоюродные братья. Конечно, когда я слезу на пол, все сразу увидят, какого я роста на самом деле. Тогда, может, все подумают, что я карлик и выступаю в цирке…»

Тут подошел официант и сказал папе:

— А мальчик-то ваш, похоже, проголодался! — а потом сказал мне:

— Будешь так лопать, скоро вырастешь большой-большой и будешь выше папы.

Бывают же такие официанты. И все-то он знал: и что я мальчик, и что папа — это мой папа. Наверно, у меня на лице все написано, мама тоже так всегда говорит. Короче, никого мне не обдурить — это яснее ясного.

Папа купил мне еще булочку, крутанул пару раз на табурете и пообещал, что когда-нибудь возьмет с собой в дальнюю поездку на грузовике. Как видишь, он на меня совсем не злился за разбитые очки. Тогда я подумал, что мне, наверно, тоже не надо злиться на Джиада, но я все равно злился, и еще как! Я его ненавидел со страшной силой. Это у меня от мамы. Если что-нибудь натворишь, она тебе сто раз припомнит.

В тот день все было ужасно необычно. Папа обедал дома, как в выходные. Только мама все делала, как всегда, так что на обед у нас опять была чечевица, как почти что каждый день. Дедушка каждый раз спрашивает:

— Откуда у нас лезет чечевица?

— Из ушей, чтоб нам подавиться! — вопим мы с Придурком изо всех сил.

* * *

Потом дедушка, как всегда, отвел меня в школу, а мама с папой улеглись поспать после обеда. Везет же некоторым! Приближалась роковая минута, когда дедушка должен был выступить посредником в нашей Великой Войне. У входа в школу стоял Джиад со своим дедушкой. Тут мой дед взял меня за руку, и мы прямой наводкой двинулись к ним. Я уже приготовился схлопотать новый фингал под глазом. По крайней мере, за очки можно было не переживать: попробуй их разбей, когда они лежат себе и чинятся в оптике.

— Дон Фаустино, — сказал мой дедушка дедушке Джиада, — Вы только поглядите, как моего внучка разукрасили. Шутка сказать — кулаком в глаз!

— Вот хулиганье! — сказал дедушка Джиада и покачал головой. Джиад отвернулся, как будто он тут ни при чем. — А что ж ты, Манолито, не увернулся и не врезал как следует этому безобразнику?

— Тот был сильнее, — ответил мой дедушка. — Мало того, он моему внуку еще и очки разбил.

— Вот негодник! Очки-то больших денег стоят… — сказал дон Фаустино. — Окажись там мой Джиад, он бы показал этому хулигану, где раки зимуют, правда, Джиад?

Джиад стоял весь красный и смотрел себе под ноги, но в конце концов все-таки кивнул. Мой дедушка пододвинулся к Джиаду вплотную и сказал напоследок:

— Очень надеюсь, что так оно и будет. И пусть этот хулиган зарубит себе на носу, что если такое еще хоть раз повторится, мы все вместе хорошенько надерем ему уши. Надо проучить этого труса, который только и умеет нападать на тех, кто слабее. А теперь, Манолито, идите с Джиадом в школу. С ним тебе нечего бояться, он тебя от кого хочешь защитит. Пока Джиад с тобой, дедушке волноваться не о чем.

Это было круто! По-моему, дедушке в этом году полагается Нобелевская премия мира.

Мы с Джиадом молча пошли в школу. На уроке он прислал мне записку:

«А твой дедушка не скажет моему дедушке, што это я разбил тебе очки?»

В ответ я тоже написал ему записку:

«Не знаю, может, мой дедушка и расскажет твоему дедушке, Что это ты во всем виноват».

Вряд ли он обратил внимание на мой тонкий намек насчет буквы «Ч». Этот громила вообще в тонкостях не сечет.

Я-то прекрасно знал, что мой дед в жизни не наябедничает, просто мне хотелось, чтобы этот задавала Джиад немножко помучился.

После уроков оба наших дедушки стояли у школы и ждали нас. Я побежал к ним и тут же споткнулся, потому что был без очков. Хотя, конечно, если уж совсем по-честному, я и так все время спотыкаюсь, что в очках, что без очков — это без разницы. И тут случилась совершенно невероятная штука: Джиад нагнулся и подобрал мой свитер и портфель. Надо же, главный задавала всех времен и народов подбирает мои шмотки! Жалко, не было фотоаппарата, такое не каждый день увидишь. Когда я поднялся, Джиад мне шепнул: