Что толку зачитывать это письмо перед всеми? В нем то же великое множество «надеюсь», те же глупые юношеские порывы, которые еще не сравняла с землей реальность. Правда о том, что следование правилам не приведет тебя к счастливому концу. Ведь ты можешь быть сколь угодно «хорошим», но не потому, что сам так решил, а потому, что от тебя этого ждут. Да и «хороший» не зря в кавычках: когда вдруг понимаешь, что мир куда сложнее и больше, чем тебе казалось, мыслить без полутонов становится невозможно. Как и считать, что счастливый конец – то, чего стоит ждать.

Тогда все только начиналось, и перед Улей были сотни выборов, сотни осознаний и сотни путей. И один из них (а, может, и несколько) привели ее в этот лифт.

Уля признала лифт лифтом, зная: стоит что-то назвать, позволить ему обрести форму, и с ним становится легче бороться. Это работало в фильмах ужасов: неизвестность превращалась во что-то осязаемое или хотя бы видимое, герои еще какое-то время не понимали, что попали во второй акт, но зрители уже скучающе отрывались от экранов. Сравнивали фильм с книгой, на которой он основан, силились вспомнить, насколько книжная неизвестность была лучше экранной. Наверное, хотя бы тем, что представить ее было чуточку сложнее.

Лифт все еще был Улиной неизвестностью, но она начала познавать его. Лепить его форму, чтобы перестать бояться и докопаться в конечном итоге до правды. Жаль, телефон ее остался в офисе: вряд ли она отыщет где-то по дороге библиотеку.

Уля уже представляла, как выбирается на крышу, как тот знаменитый саентолог, только без страховки. И совсем не ожидала, что лифт остановится.

Створки скрежетали так, словно Уля была не в новеньком офисном здании, а в своем старом, тридцатилетнем доме. Может, вот это ей как раз и снилось? Сон внутри сна, как в том, другом фильме с дикими трюками, где, чтобы проснуться, иногда нужно было обуздать гравитацию? Судя по всему, совсем не ее случай. Хотя… тогда ведь понятно, почему щипок ни к чему не привел? По спине пробежал холодок: Уля представила себя с кучей трубок вокруг, то ли в коме, то ли в самом глубоком в мире сне, в который ее отправили недруги. Но разве у Ули были такие?

Тем временем в лифт зашла женщина, подождала, пока створки за ней плотно закроются, повернулась к панели и нажала на одну из кнопок. Уля даже не успела увидеть, на какую именно: слишком старательно сдерживала порыв ткнуть незнакомку в плечо. Просто чтобы удостовериться, что та настоящая. Из плоти и крови. Хотя сквозь офисный костюм-тройку это ведь довольно сложно определить? С тем же успехом под одеждой могут скрываться металл, пружины и процессоры. И Уля этого ни за что не поймет.

Она буравила взглядом затылок попутчицы – как еще назвать того, с кем едешь в офисном лифте? Пальцы сжали кружку с такой силой, что любая другая давно бы раскололась. Но эта была особенной – подарок на день-не-рождения, почти дружеская шутка, купленная в сквере с какого-то лотка под бюстом Лермонтова и потому почти неуничтожимая.

Ее друзья частенько называли так случайные подарки – подарки на дни-не-рожденья. Когда-то их было много – и друзей, и подарков, – и все это осталось в залитом солнцем прошлом, из которого память вымарала все плохое, подсветив все хорошее. Тот день отпечатался в голове идеальной осенней открыткой: теплый конец сентября, багрово-желтый пожар листьев, ласковый ветер в волосах… Они забрели на ярмарку, разложившуюся в сквере, просто так, между делом. Бродили среди лотков, примеряли вязаные шарфы, умилялись плюшевым поделкам… Белая кружка сразу привлекла Улино внимание: она стояла в дальних рядах, задвинутая всеми остальными – веселыми, яркими, странными. В белой кружке не было ничего особенного – кроме, конечно, того, что ее сделали руками и второй такой не найдешь и во всем свете. Уля выбрала ее, потому что хотела верить в новые начала. Белая кружка, чистый лист.

Незнакомка была высокой. То есть печальная реальность была такова, что большинство людей возвышалось над Улей, но эта была в самом деле высокой. Уля смотрела на нее снизу вверх и чувствовала себя как за каменной стеной. Что для ситуации, в которой она оказалась, было довольно странным. Даже без всякого летящего прямо в ад лифта. Или куда он там летел. То есть спускался.

Женщина поводила широкими плечами, словно нелепый фиолетово-зеленый пиджак ей жал. Потом почесала локоть, и Уля заметила на ткани кожаные заплатки с таким же узором, как на костюме. Интересно, если достаточно долго смотреть на эти завихрения, то свалишься в обморок? Услышишь щелчок гипнотизера и вдруг начнешь считать себя кроликом? Хотя кому вообще в голову взбредет гипнотизировать людей таким образом? И что… что, если это тоже часть сна? Приманка, чтобы разговорить Улю и выведать все ее секреты? Но кто и что хочет о ней узнать? Ох, может, за всем стоят те недобросовестные строители? О статье про которых она даже и подумать не могла?

Уля одернула себя – ну что за глупости! Сны внутри сна второго уровня и вот это вот все… Лучше сосредоточиться на том, что Уля могла сделать, а не хвататься за чужую придумку, объясняя все с ее помощью. К тому же, если Уля в самом деле стала жертвой ныряльщиков по снам, то профессионализмом тут и не пахнет. Она заметила, что что-то не так. Поняла, что лифт не желает останавливаться. А ведь это было главной задачей команды: не дать цели понять, что она находится во сне.

Может, ее новую соседку прислали, чтобы успокоить Улю? Но та даже не попыталась с ней заговорить. Ха. Даже не попыталась?

Уля переступила с ноги на ногу. Сделала шажок влево. А потом еще один, поближе к панели. Чуть вытянула вперед руку.

Незнакомка не повернулась. Даже, кажется, взгляда не скосила. Уля пошевелила пальцами и вытянула руку еще сильнее. Подумала помахать ей, но женщина вдруг разочарованно вздохнула и чуть приподняла плечи.

– Все так ужасно, да?

Уля, которая все еще не до конца верила, что двери лифта открылись, а она даже не попыталась выйти, вздрогнула. В воздухе повисло напряжение. У Ули вспотели ладони, и она поспешно вытерла одну из них о юбку, а потом переложила в нее кружку и вытерла вторую руку.

– Ох, значит, все действительно настолько плохо. – Плечи