— Мы отцепимся от него, если срежем через железнодорожные пути. Если, конечно, непрестанное курение не лишило тебя легких… — съязвил я.

Джон заворчал. Мы повернули назад за «Роял оук» и притворились, будто встали у стены отлить. Стоило нам оказаться вне видимости преследователя, как мы бросились во тьму, перелезли через ограждение автостоянки, перемахнули через проволоку, отделяющую насыпь, перебежали пути и поднялись на той стороне. Затем через поля бегом понеслись к дороге.

Мы обернулись, но тот парень, видимо, до сих пор искал нас в районе парковки «Оук». Смеясь и задыхаясь, мы разделились.

— Оторвались от этого ублюдка! — заорал Джон, махнув мне рукой, пока я выбирался на дорогу.

— Ага! — радостно крикнул я в ответ.

Я хохотал. Джон тоже. Если б мы только знали, черт побери! Наш преследователь был не так прост, как я думал. Напротив. Два вектора силы сошлись этой ночью. Два потока информации. Один — от того, кто меня преследовал. Про другой мне собирался сказать отец, когда я приду домой…

Дом. Бунгало с краю от дороги, рядом супермаркет. Заросший сад, облупившаяся краска, плакаты «Гринписа», торфяной запах от почерневшего дымохода, во дворе — коробки с мусором. «Позор всей улицы», как выразился кто-то из соседей.

Отец находился в кухне и по сотому разу выверял свои листовки. Ворохи бумаг, еще больше, чем обычно. Папа баллотировался в местный совет в качестве кандидата от партии «зеленых». Его главным противником был помощник мэра. От меня отцу нет никакой поддержки, напротив, вред один: остается только уповать, что помощник мэра выиграет эту кампанию с легкостью, и ему не понадобится марать отца, напоминая избирателям о моем уходе из полиции.

— Пап, ты чего не спишь? Уже почти час ночи.

— Работаю.

— Пап, умоляю тебя. Не хочу каркать, но все убеждены, что это будет провал.

— Я знаю, что не пройду. Ни в этот раз, и, возможно, ни в следующий. Однако рано или поздно это случится: наши силы растут. Утром я имел часовую беседу в Касл-Грин.

— Пап, ты не дашь мне в долг немного денег?

— Ты же знаешь, что не могу.

— Много не надо, хотя бы двадцать фунтов.

— Алекс, я пытаюсь провести кампанию, у меня ни цента лишнего, — ответил он, медленно моргая голубыми глазами. Потом зевнул и провел костлявой рукой по своим седым, коротко стриженным волосам. — Слушай, если я наберу более пяти процентов голосов на выборах, я верну свою тысячу фунтов и смогу дать тебе денег на все что угодно.

— Ага, снег на Рождество в Алжире, летающие свинки и так далее.

— При чем тут Алжир?

— А что? Там Сахара.

— В Алжире еще есть горы Атлас, где вполне может быть снег, так что твое сравнение…

— Пап, ты дашь мне денег или нет?

— Алекс, у меня нет денег, — сказал он с грустью и покачал головой.

— Ладно, забудь.

Я открыл буфет и стал искать чистую кружку, чтобы налить воды. На кухне был такой же бардак, как и во всем доме. Старые деревянные шкафы с посудой, все пыльное и в пятнах. В тапперуэровских пластиковых продуктовых контейнерах плесень, какая-то крупа в пакетах, чай с молоком и специями, остатки еды с незапамятных времен. Все выглядело так, будто отец не убирался шесть лет — со дня смерти матери. Я жил здесь только последние пару месяцев, с тех пор как меня лишили права выкупа ипотечной закладной, но это было настолько отвратительно, что я подумывал, не переехать ли к Джону.

— Не забудь про химчистку, завтра тебе нужно забрать наши костюмы, пока я буду в Белфасте, — сказал отец.

— Костюмы… ты о чем? Что, кто-то умер?

— Я разве не говорил тебе, ты не знаешь?

— Виктория Патавасти, — ошеломленно произнес я.

— Угу. В Америке. Вроде групповое нападение, мексиканцы или что-то в этом духе, я слышал.

— Господи, ее убили? Я гулял с ней, ты знаешь.

— Знаю.

— Два, да, два месяца. Она… э-э… была у меня первой по-настоящему.

— Я знаю. Мальчик мой, мне очень жаль. С тобой все нормально?

Какое там нормально! Виктория была для меня не просто первая девушка. Постарше меня, поопытнее. В то время я думал, что влюблен в нее.

— Господи, Виктория Патавасти…

— Знаю, знаю, — угрюмо пробормотал отец. В очках он был немного похож на Сэмюэла Беккета, конечно, не в лучшие его дни.

— Я видел отца Вики только вчера.

— Мне кто-то сказал, что похороны будут на выходных, и я подумал, что лучше на всякий случай почистить костюмы.

— На нее напали в Америке? Она там отдыхала? Нет, работала… работала?

— Не знаю, — ответил отец и пожал плечами. — Мне так сказали в газетном киоске. Больше я ничего не знаю. Алекс, я очень сожалею, наверно, я повторяюсь.

Он поднялся, похлопал меня по плечу, снова сел и почти сразу углубился в свои листовки.

— Алекс, я босиком, ты не запрешь гараж? — спросил он после паузы.

Я ничего не ответил, взял ключ и вышел.

Звезды. Прохлада. Виктория Патавасти. Тьфу, пропасть! Хотелось спуститься к воде, к насиженному местечку. У меня был наркотик. Но так поступил бы только нарк. Я же держал себя в руках.

Я знал Викторию со средней школы. В нашем шестом классе было не так уж много народу: тридцать мальчиков, тридцать девочек, волей-неволей приходилось сталкиваться с каждым. Виктория Патавасти. Господи! Она была, само собой, старостой, капитаном хоккейной команды и красавицей. Мы гуляли всего несколько месяцев. Фактически у нас и свиданий-то было семь или восемь. В кафе развлекательного центра, пару раз ходили в кино в Белфасте и катались в заливе Белфаст-Лох на тридцатидвухфутовом катере ее отца. Она знала, что и как, а я никогда прежде не плавал на лодках. Боже! Я все это помнил. А главное, помнил то, с какой целью мы предприняли эту поездку на самом деле.

Я волновался. Короткий разговор. Я спросил ее об индийской мифологии, и, когда мы находились в середине Белфаст-Лох с подветренной стороны, она рассказала мне историю. Речь шла о первой инкарнации Вишну. В индуистском пантеоне Брахма был творцом, Вишну — хранителем, а Шива — разрушителем. Вишну время от времени нисходил на Землю, чтобы помочь людям; впервые он сделал это в облике рыбы, дабы сказать одному человеку, что грядет великий потоп и тот должен собрать в лодку всех людей и зверей. Я возразил Виктории, что рыбу потоп должен беспокоить в последнюю очередь, но она ответила, что тот человек, как бы то ни было, спас род человеческий. Похожая история есть в Торе.

Ну и вот. Она повела меня вниз. Я помог ей раздеться. Ей это было не впервой, чего нельзя сказать обо мне.

Виктория.

Я вошел обратно в дом. Отец все в том же положении. Мне не хотелось думать о ней, но хотелось поговорить. О чем угодно.