Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Предлагаю подумать вот о чем. Что, если в глубокой древности человечество было поражено вирусом, коренным образом меняющим психическое поведение, превращающим, например, доброго человека в откровенного людоеда? И лишь немногие имели иммунитет. Так, с эволюцией болезнь стала нормой. На здоровых же людей смотрели как на ненормальных, и их жизнь всегда была в опасности. Эту гипотезу невозможно ни проверить, ни обосновать. Поэтому она едва ли может претендовать на научность. Собственно, я не ставлю в данном случае перед собой такой задачи. Сказанное — только фантастический сюжет, не больше. Но будь он правдой, это многое бы объяснило и дало шанс найти вакцину от той же жестокости. Увы, не все так просто. Поэтому война, голод, коррупция, преступность, развращенность и аморальность — везде, на каждом шагу. И справляться со всадниками Апокалипсиса нам придется самим. В противном случае, как я уже говорил, нас ждет забвение.
В таком случае, что есть «будущее для нас»? Будущее для нас — тотальная технизация природы. В борьбе за обеспечение своей жизни и развертывание ее возможностей люди забыли о сохранении тех естественных циклов, от которых зависит их собственное выживание. Современная техника несовершенна и незавершена, так как она не экологизирована. Она больше походит на орудия хищников, предназначенных для истребления жизни, чем на технику цивилизации. В результате за последние 2000 лет человек уничтожил четверть всех видов птиц, 11 процентов остальных находятся на грани вымирания. Вымирание, кроме того, угрожает 18 процентам всех видов млекопитающих, 5 процентам рыб и 8 процентам видов растений. По разным оценкам, в наши дни вымирание видов происходит в 100 — 1000 раз быстрее, чем до воцарения человека на Земле.
Если раньше человек утверждал о господстве над природой, то теперь мысль обрела противоположное направление. Все чаще говорится о моральном долге перед природой, что природа должна заговорить в нас самих и тем самым найти себя в нас, что мы должны жить в мире с природой.
Если человек не совершит требуемого экотехнического поворота, то рано или поздно, согласно экологическим принципам, исчезнет как вид. Однако если люди доведут до совершенства свою заботу о земной экосистеме, то это будет означать ни что иное, как конец природы, ее тотальную технизацию (Гюнтер Рополь).
Подытожим. Мы появились на земле благодаря цепочке генетических случайностей. Это не дает нам права делать все, что мы захотим. Но это большая ответственность за все живое, что существует вокруг нас.
Софокл называл человека чудовищем, поскольку он плавает по морю в бурю, ловит диких животных и распахивает землю. Пояснить эту мысль можно так. Животное находит среду уже данной, с которой оно, не осознавая этого, неразрывно связано. Человек также пребывает в такой связи, но человеческое сознание не довольствуется уже данным. Мы преобразовываем окружающее, выстраивая пространство исходя из потребностей.
Подобные Софоклу мысли высказывал Юнг. Он определял человека, как животное, которое сошло с ума. Из этого безумия, говорил он, есть два выхода: ему необходимо или снова стать животным, или же стать большим, чем человек.
Ясперс же утверждал, если представить себе, что наш мир погибнет под грудами песка, то последующие раскопки не поднимут на свет прекрасные произведения искусства… от последних веков Нового времени останется, по сравнению с прежними, такое количество железа и бетона, что станет очевидным: человек заключил планету в сеть своей аппаратуры.
В дополнение к этой главе я приведу несколько коротких эссе, чтобы наглядно представить степень производимых нами трансформаций пространства. Они были написаны с 2018 по 2021 годы и посвящены городу — месту, выведенному человеком за пределы связи с природой в беспредельность.
1. Кибернетический город
Городское пространство трансформируется в нечто до недавних пор немыслимое. Субъектность человека для него перестает быть значимым фактором и выводится «за скобки». Человек как таковой становится частным случаем, таким же объектом, как и любые постройки города. Он более не детерминирующая субстанция, а симбиотический элемент, пока еще важный, но уже не обязательный. И чем ближе эра квантовой кибернетики, тем отчетливей эта тенденция проявляется.
Начиная с протогородов Месопотамии, трансформация окружающего пространства не останавливалась. Человеку, ставшему оседлым, требовалась консолидация ресурсов, и он беспрестанно переоборудовал, перекраивал доступные плоскости. Науки, искусства, финансовые и политические системы, — вся совокупность цивилизационных достижений, стала возможной благодаря урбанистической революции.
Но каким бы стремительным ни был исторический процесс, города тысячелетиями оставались человеческими.
Пугающее унтертоновое звучание они приобрели в конце XIX века, когда урбанистическая среда (как и в целом мир человека) оказались наполненной механизмами. За какие-то десятилетия машины не только определили масштабный рост промышленного производства, но и органично вписались в тоталитарные политические конструкции века XX-го, став de-facto их основанием. Механика активно включилась в истребление человечества. Уродливые тела танков, крейсеров, бомбардировщиков, этих машин разрушения и смерти, олицетворяют демонические стороны человеческой психики, подчинившейся буквально за мгновения (с точки зрения исторического процесса) тотальности механизмов, наполненных столь же демоническим содержанием. Человек не сумел совладать со своим же творением. Патология войны и саморазрушения настолько зачаровала его, что он стал механисцировать и себя.
Нюрнбергский трибунал осудил не только военных преступников, но и эту подчиненность механике. Человек — не деталь! Таким лозунгом вооружились бы постмодернистские политические активисты, будь у них возможность оказаться тогда у стен Дворца правосудия. Казалось, худшее позади: стальной Франкенштейн усмирен, подчинен; машина поставлена на службу человеку и человечеству. Она хоть и соседствует с человеком в одном пространстве, но не претендует на доминирование. Человек вновь становится главной движущей силой городов. Однако маятник технологического прогресса качнулся в другую сторону.
В наши дни город испытывает очередную трансформацию, итог которой далеко не очевиден. Его захватывают цифровые сети и алгоритмы. Он сам по себе становится сущностью, гибридным соединением человеческих и нечеловеческих субстанций. При этом человек в нём — «…рассредоточенный в пространстве киборг» (Митчел, «Я++: Человек, город, сети»).
Нам всё ещё кажется, что мы значительны и значимы. Мы не подозреваем, что уже завтра очутимся в мире, который не понимаем, а он, в свою очередь, будет рассматривать нас как объект. Это не мы припишем себе механические функции, как в век расцвета всевозможной машинерии, а города,