Вернувшись на место, я вызвала следующего пациента. Это была девочка по имени Джейд, с мамой. Десять лет, но выглядела она младше. Смирно стояла, пока мама ее раздевала. На руках, ногах и даже на лице у нее были странные синяки, но на ее миловидном лице я не увидела никакого смущения по этому поводу. Она внимательно смотрела на меня, сжимая в руке игрушечного жирафа. Это был ее пятый визит ко мне с жалобами на быструю утомляемость, плохой аппетит и неопределенные боли в области живота. Недавно появился еще и кашель. До сегодняшнего дня ничто из всего этого не вызывало у меня особой тревоги, но вот синяков прежде не было.

– Ночью она не дает нам спать своим кашлем, – проговорила мать хриплым голосом, устремив на меня свои жесткие зеленые глаза.

– А откуда синяки?

– Не знаю. – Женщина пожала плечами. – Пришла вчера домой из школы вот такая, вся в синяках. Говорит, по дороге споткнулась и упала. Но я думаю, ее побили дети. Над ней в классе издеваются.

– Почему?

– Откуда мне знать?

Доставая стетоскоп, я улыбнулась девочке:

– Не возражаешь, если я тебя послушаю?

Светлая головка согласно качнулась.

Под рубашкой вся грудная клетка у нее была в синяках. Спина тоже. В груди прослушивались слабые хрипы, но не более того. Я осмотрела ее всю. Синяки обнаружились даже на внутренней стороне бедер. А вот это уже совсем никуда не годилось.

Пока мама одевала Джейд, я выписала рецепт на антибиотики и микстуру от кашля.

– Давать по столовой ложке три раза в день. Должно помочь. И приходите через два дня, я снова ее посмотрю.

Мать кивнула и направилась к двери, ведя Джейд за руку. А я зашла в смежную комнату, в кабинет нашей сестры, Линн. Рассказала о Джейд.

Линн озабоченно нахмурилась.

– Ее ни разу не приводили на вакцинацию. Прошлым летом сестра, которая меня здесь замещала, делала ей перевязку. Тоже сказала, что где-то упала и поцарапалась. Отец у девочки сильно пьющий. Несколько недель назад я накладывала ему швы – поранился в драке, – так боялась, как бы он на меня не набросился. Такой у него был вид.

Во время стажировки в отделении травматологии на ночных дежурствах я встречалась с пьяными мужчинами, которых привозили с открытыми ранами на голове. Помню, зашиваешь дрожащими руками ему рану, а он скрипит зубами и сжимает кулаки. Значит, отец Джейд из таких.

– А что у нее за мать?

Линн пожала плечами:

– Толком не знаю. – Она посмотрела на экран компьютера, порхнув пальцами по клавишам. – Анализы ни разу не сдавала. Но побывала на приеме у Фрэнка с жалобами на депрессию. Он выписал ей циталопрам. Повторно не показывалась.

В голове у меня уже сложилась примерная картина.

– Спасибо, Линн. Когда будет время, напомните, пожалуйста, матери Джейд о вакцинации.

– Хорошо.

Вернувшись к себе, я позвонила социальному работнику, оставила сообщение. Школьной медсестры на месте не оказалось, но мне дали номер ее мобильного телефона. Она ответила в ту же секунду.

– Джейд Прайс? Да, я ее знаю. Тихая, спокойная девочка. Но живет не особенно счастливо.

– А в чем дело?

– Одинока. Дети ее сторонятся. Во-первых, необщительная тихоня, а во-вторых, папаша. Часто забирает ее из школы сильно на взводе.

Это еще больше укрепило мое мнение относительно происхождения у девочки синяков. Однако надо было продолжать прием, так что звонок социальному педиатру я отложила на потом. Завтра надо будет сообщить об этом и руководителю клиники, Фрэнку Дрейкотту. Он должен знать.

В кармане завибрировал мобильник. Я вытащила, посмотрела на дисплей. Эд. Сколько раз я просила детей не звонить мне во время работы. Убрав телефон, я вызвала следующего пациента.

Найджел Аркрайт, сорокалетний страховой агент, жаловался на повышенное артериальное давление. Я обернула манжету прибора вокруг его белой творожистой руки. Глянула на пальцы, похожие на бледно-розовые сосиски – дешевые, с тонкой кожицей, которую легко распороть легким касанием ножа. Давление было повышенным, но не слишком. Я вручила ему буклет с рекомендациями по здоровому образу жизни, направления на анализы и назначила дату следующего приема. Он ушел, что-то бормоча себе под нос.

Духота в кабинете уже начала меня изводить, и я обрадовалась, когда в перерыве между пациентами наша секретарша Джо принесла мне чашку чая. Ее волосы были распущены, локоны обрамляли лицо. Джо осторожно поставила фарфоровую чашку на стол между бумагами.

Сделав пару глотков, я обвела глазами фотографии на стене. Пора бы их уже заменить. Широко улыбающаяся пятилетняя Наоми с глазами, сузившимися до щелочек, прижимала к себе Берти и новую куклу. Рядом смеющиеся мальчики. А вот фотография с празднования прошлого Нового года. Тэд обнимает нас всех. Должно быть, он говорил в этот момент что-то забавное, потому что все смеялись. Только Наоми почему-то угрюмо смотрела в объектив. Я допила чай и вызвала следующего пациента.

Пасмурный день клонился к вечеру. Пациент следовал за пациентом, казалось, им нет конца. А тут еще Джо заглянула в кабинет с тревожно расширенными глазами и сказала, что только что привезли маленького Тома с приступом астмы. Его мама, симпатичная молодая женщина не старше девятнадцати, с дредами, испуганно молчала. Том потел, и дыхание у него было опасно слабым. Я подключила мальчика к ингалятору, и он, вдыхая смесь вентолина и кислорода, начал покачивать головой, а потом крепко заснул. Минут через десять его с мамой отвезли на машине «Скорой помощи» в больницу. Думаю, к утру состояние Тома будет стабильным.

После их ухода в кабинете стало неожиданно тихо. Наконец я сообразила, что пациентов сегодня больше не будет. Глянула на стол, где поверх бумаг лежал стетоскоп. На полу валялся шпатель для языка. Когда я его уронила?

Теперь следовало сделать то, что положено в конце каждого рабочего дня, – привести в порядок бумаги, надиктовать сообщения для педиатра и социальных работников.

Вызовов на дом не было. Джо заглянула ко мне попрощаться перед уходом. Я набросала список того, что надо сделать утром, прилепила к стойке у компьютера и наконец вышла на опустевшую улицу, где в подернутых маслянистой пленкой лужах мерцали оранжевые огни.

В мебельном магазине окна уже были закрыты ставнями. Из паба неподалеку доносились взрывы смеха. Направляясь к своему отнюдь не новому «Пежо», оставшемуся на стоянке в одиночестве, я шарила в сумке, пытаясь нащупать ключи. На мгновение почувствовала укол страха: вдруг потеряла? Но нет, вот они, на месте.

В салоне меня встретили знакомые домашние запахи, среди которых превалировали собачий и морской, от гидрокостюма. Нашу семью нельзя назвать преуспевающей, но, несомненно, ее жизнь была наполненной и счастливой. Так, по крайней мере, мне тогда казалось.

Поставив ноги на потрепанный коврик кустарной работы, я достала из оставленного на пассажирском сиденье целлофанового пакетика желейную конфету. Сунула в рот, включила зажигание и поехала.