Нет, так не годится. К тому же ей совсем не хотелось опускать руки в воду, ведь теперь там сидели целых десять сердитых крабов. Рисковать тем, что кто-то из них схватит тебя клешнями за палец? Нет уж, дудки!

Берегиня заторопилась обратно. Проходя мимо дома месье Бошана, она заметила Синдбада, который мирно дремал на веранде. «Деревянная миска могла бы стать отличной лодкой для кота… – подумала она. Потом она обернулась, взглянула на пруд и закончила свою мысль: – …и для маленькой девочки тоже».

Солнце спряталось за облака. Берегиня представила себе, как маленькая Синь сидит в большой деревянной миске, которую её мама пустила кружиться по кухонному полу. Миска кружится, кружится, кружится… Кружится, кружится голова… Лёгкая тошнота подступила к горлу.

Скорее! Надо вернуть миску на место. Она ещё раз оглянулась, чтобы бросить последний взгляд на пруд и окончательно убедиться в том, что крабы засели там, что они не собираются выходить на берег и преследовать её – мало ли что взбредёт в голову крабам!

Но поверхность пруда была тихой и гладкой, она нежно серебрилась под утренним солнцем. По мелководью прыгали солнечные зайчики и лукаво подмигивали ей.

На один миг она с упоением ощутила себя настоящим героем! Хотя бы в глазах крабьего населения, обитающего в мелком пруду.

И тут вдруг раздалось до боли знакомое: хр-р-рст, хр-р-р-рст-хр-р-рст! Это был хруст ракушек под колёсами автомобиля, а затем послышался шум двигателя – звуки, которые ни с чем не перепутать.

– О боже! – прошептала Берегиня.

«Гав! – залаял Верт. – Гав!!!»

– Бежим! – крикнула ему Берегиня.

Крепко-накрепко прижав к груди миску, она бросилась к дому.

Скорей, скорей, скорей!

Вверх по ступенькам.

Скорей, скорей, скорей!

Звук автомобильного двигателя и хруст ракушек всё приближались. Засунув миску под мышку, Берегиня рванула дверь на себя.

На плите вовсю кипел соус ру.

На стене тикали часы.

За спиной со стуком захлопнулась дверь.

Всё было в порядке, не считая лужи.

Едва Берегиня переступила порог, как – вж-ж-ж-ик! – тут же поскользнулась на мокром полу и едва не упала. Она вовремя ухватилась за край стола и удержалась на ногах. Но миска – большая деревянная миска, в которую мама сажала маленькую Синь и кружила-кружила-кружила её по полу, миска, которую Синь привезла с собой из Айовы, миска, благодаря которой удалось спасти крабов, – эта самая миска выскользнула у Берегини из-под мышки и, сделав в воздухе сальто, с размаху шлёпнулась на керамическую плитку кухонного пола и – КР-Р-Р-Р-Р-РАХ-Х-Х-Х!!! – раскололась с оглушительным треском, словно разорвался артиллерийский снаряд. И в этот самый момент, в ту самую секунду, когда миска коснулась пола, на пороге появилась Синь. Берегиню вдруг обдало удушливым жаром, что шёл из вытяжки над плитой.

Верт стремглав выскочил из кухни и юркнул под кровать Берегини.

Синь словно изваяние застыла в дверном проёме. Её волосы походили на белое пламя, горевшее в солнечных лучах. И Берегиня услышала одновременно и шипение убежавшего ру, который лился прямо на конфорку, и стук ударившейся о пол банки с острым мексиканским томатным соусом, которая выпала из рук Синь, и её страшный крик: «БЕРЕГИНЯ!!!» – услышав который Верт жалобно взвизгнул и спрятал голову между лап.

Берегиня знала, что он сделал именно так, даже не глядя на Верта. Он всегда прятал голову между лап, если Синь принималась кричать.

Выход был только один: немедленно покинуть поле боя.

Берегиня так и сделала. Вслед за Вертом она выскочила из кухни, вбежала в свою комнату и захлопнула дверь.

Сердце Синь неистово билось, словно кузнечный молот. Что здесь произошло? Гумбо сгорел, под ногами лужи, а её любимая миска, память о маме, валяется на полу, расколотая надвое.

Как же Берегиня умудрилась устроить в кухне полный разгром за такое короткое время? Тридцать минут. Полчаса. Это совсем недолго. Но, как оказалось, достаточно для того, чтобы сжечь гумбо и разбить заветную деревянную миску.

Синь сняла соус ру с конфорки и погасила газ. Не заглядывая вовнутрь, она поняла: ру превратился в сплошную чёрную массу. От кастрюли шёл ужасный горелый запах. Синь поплотнее прикрыла крышку. Наклонившись, она подобрала с пола расколотую миску. Черепки были вымазаны чем-то жирным. Синь понюхала их – они пахли беконом.

Почему беконом? Она сложила черепки на стол и в недоумении уставилась на них. Бекон…

Зачем Берегине понадобился бекон? Странно… И тут она вспомнила про огромный алюминиевый бак. Синь заглянула в него. Там была вода. Только вода – и ни одного краба. Так вот оно что! Значит, Берегиня отпустила крабов на волю с помощью бекона и деревянной миски.

Синь бессильно опустилась в кресло. Её неподвижный взгляд упёрся в закрытую дверь Берегининой комнаты. В кухне стоял густой запах пригоревшего ру.

Берегиня, Берегиня… Что это на неё нашло?

Сердце у Синь заколотилось так быстро, что она начала задыхаться.

Что же она наделала? Как она могла оставить Берегиню одну дома? Маленькую девочку, которой едва исполнилось десять, которая до сих пор верит в эльфов, фей и ангелов и что её мать – русалка. Синь не разубеждала её. К чему? Для ребёнка это нормально – верить в чудеса.

«Но при чём тут крабы? Какая связь между крабами и чудесами?» – недоумевала Синь. С плиты донеслось тихое шипение. Капля пригоревшего ру медленно сползла по стенке кастрюли и упала на горячую конфорку. Казалось, сожжённый соус тоже удивлялся странному поведению Берегини.

Тёмной-тёмной ночью, сидя в лодке, Берегиня легонько дотронулась до кармана джинсов. Сквозь ткань кончики пальцев чувствовали контуры резной деревянной статуэтки Йемайи.

Месье Бошан называл её «владычицей, великой матерью морей».

Йемайя – великая матерь.

Повелительница морского народа.

Владычица китов и морских змеев.

Царица ручьёв и рек, затонов и озёр, морей и океанов.

Из всех обитателей моря Берегиня больше всего любила Йемайю – царицу морских глубин.

Йемайя.

Если она примет твой дар, то твоё желание обязательно сбудется.

У Берегини всегда было много разных желаний. Она загадывала их, когда видела падающие звёзды, или радугу, или молоденький месяц. Она загадывала всякую всячину: чтобы Синь купила ей банку пепси-колы, или пакетик солёного миндаля, или туфельки на каблучке с кожаными ремешками. Но это всё была такая ерунда. То ли дело теперь. Теперь у неё есть настоящее, очень важное желание, огромное, можно даже сказать, гигантское.