колодезной воды и подала доктору. Тот достал склянку, накапал из нее в стакан и протянул его Анне:

— А это вам, выпейте, это успокоительное. Пейте — пейте.

Анна выпила и слабо поблагодарила доктора.

— И тоже сейчас ложитесь, поспите. Поняли?

— Хорошо. Спасибо вам доктор.

— Спасибо, доктор.

— Тогда желаю вам всего хорошего, поправляйтесь! — он подхватил саквояж и повернулся уходить, но возле порога приостановился и обернулся к ним:

— Но через месяц или два, если будет возможность, покажите мальчика детскому психологу, на всякий случай. Всего хорошего!

С этими словами он вышел из дома. За окном заработал автомобильный мотор, хлопнула в машине дверь и бригада уехала.

Измученная Анна, после капель совсем стала клевать носом и попросила услать ей на тахте рядом с кроватью Мити. Она легла на тахту и быстро уснула. Митя тоже успокоился и теперь крепко спал. Елизавета Матвеевна походила еще немного, посмотрела на спящих Митю и Анну, потом подошла к иконам, перекрестилась: «Господи, спаси, сохрани! Слава тебе, Господи!» Помолившись, она выключила свет, пошла к себе в спальню и тоже легла.

5.

Анна собрала последнюю сумку и огляделась. Через два часа приедет автобус и повезет их на вокзал. Вроде все собрано, ее вещи, вещи Мити, продукты, что припасла для них бабушка. Щенка решили взять с собой, Митя сильно к нему привязался, и теперь было особенно важно не расстраивать мальчика. Щенку приготовили веревочку, повязать ему на шею как поводок, чтобы тот не убежал никуда в дороге.

Елизавета Матвеевна пошла к соседкам взять что-то для них и скоро должна была вернуться. Анна глубоко вздохнула, прикрыла глаза и потерла пальцами виски. Как плохо и неудачно закончился их отпуск! Этот ужасный день, когда у них на глазах забили поросенка, был наверно одним из самых мрачных на ее памяти. А все так хорошо начиналось здесь, никто не мог и подумать что вдруг так все обернется…

Она вышла на крыльцо и выглянула на улицу, там на траве возле дома сидел Митя и играл с Джеком. После того случая он весь следующий день еще лежал в кровати, мало ел, часто звал маму и принимался плакать. Но силы быстро возвращались к нему, и сейчас, на третий день, он снова хорошо кушал, выходил гулять на улицу и играл в обычные свои игры. Но все таки, как будто прежнего беспечного и веселого мальчугана больше не было. Словно в день страшной гибели его четвероногого друга, так же разрушился вдребезги тот чистый, светлый и безоблачный Мир, в котором живут, до поры — до времени, все дети. Даже теперь Митя играл со своим любимым щенком не так как раньше, когда в этой игре для него словно заключалась целая жизнь. А как-то уже без увлечения, отстраненно. Он трепал щенка по голове, гладил и вертел перед его носом палочкой. Щенок тявкал и прыгал, Митя улыбался, но уже не выказывал той радости, что возникала у него прежде.

Анна посмотрела на сына, и слезы так и брызнули у нее из глаз. Она достала платок, поднесла к глазам и быстро пошла назад в дом. Там она присела на кровать и задумалась. Она заметила, что в их доме после случая с поросенком стало как-то мрачно, траурно, словно это не животное вовсе убили, а человека. И сделал это не какой-то нанятый мужик, а они сами и убили. «Ох, Господи! Что же случилось такое? В чем мы ошиблись? Хотели здесь отдохнуть, набраться сил, хороших впечатлений, а я теперь чувствую себя так, словно меня выжали через бельевую сушилку. Мите нужно найти детского психолога, и я чувствую, что теперь мне самой нужен психолог, а может и психиатр», — думала Анна.

В комнату вошла Елизавета Матвеевна:

— Ну что, Аня, все готово?

— Да, вроде все.

— Вот, я еще принесла вам от соседок баночку варенья, слив сладких, бутылочку парного молока и баночку земляники.

— Спасибо, мама. Даже не знаю унесу ли я это все.

— Унесешь. До автобуса я тебя провожу, а дальше тебе Василий поможет, сын Клавдии Ивановны, он тоже на вокзал едет. Я его попрошу.

— Хорошо, спасибо.

Они помолчали. Елизавета Матвеевна посмотрела на Анну несколько секунд и наконец сказала:

— Дочка.

— Что?

— Ну что ты на меня дуешься? Что смотришь как чужая? Ну прости меня! Неужели ты думаешь, что я знала, что так все получится? Неужто ты думаешь, что я хотела моему Митиньке плохого? — в голосе Елизаветы Матвеевны послышались слезы.

— Мама, я не сержусь на тебя и не дуюсь. Я на себя больше сержусь. Я просто вымотана. Ох, как вспомню все это! — сказала Анна томным, усталым голосом.

— Так я тоже переживала как! В ту первую ночь и не спала почти, — Елизавета Матвеевна утерла слезы и перекрестилась, — Слава Богу, что все обошлось!

— Да, мама, жаль что все так вышло. Но уж что поделать, сейчас мы вернемся домой, там приедем в себя немного, отвлечемся.

Елизавета Матвеевна подошла к дочери и обняла ее.

— Не держи зла на меня.

— Я не держу…

— Ну и слава Богу! Я же всегда для вас стараюсь. Приезжайте еще в следующем году, буду ждать.

— Хорошо, может быть приедем. Только ты не заводи больше поросят.

— Не буду, не буду! Я сама не рада. Будем теперь мясо у соседей покупать.

— Ладно, пойди приведи Митю, — сказала Анна, взглянув на часы, — пора собирать его.

Елизавета Матвеевна вышла из дома и на улице послышался ее голос: «Митенька, пора, пойдем домой, скоро вам идти на автобус». Скоро они вошли в комнату, Митя нес на руках щенка.

— Сынок, давая сейчас привяжем Джеку эту веревочку, чтобы водить его за собой.

— Давай, — согласился Митя, — Только осторожно, чтобы ему не было больно.

— Конечно, осторожно! — улыбнулась Анна.

Она обвязала Джеку веревочку вокруг шеи, так что остался свободный конец полтора метра длинной, и повернулась к сыну:

— Митя, одевай штанишки и курточку. Скоро мы поедем домой, к папе. Ты ничего не забыл взять? Игрушки свои, карандаши?

Митя замотал головой. Анна помогла ему одеться, надела свою одежду в дорогу, взяла вместе с матерью сумки и все они вышли из дома. Анна с сыном пошли к калитке, а Елизавета Матвеевна заперла дом на замок и пошла за ними. Митя держал в руке веревочку за которую вел щенка, Джек бежал за ним и поминутно крутил головой, пытаясь скинуть веревку с шеи. От деревни до автобусной остановки, откуда шел их автобус к вокзалу, было не