У Миган на душе стало легче. Она положила трубку, не выпуская, однако, ножа из рук. Выйдя в холл, она взглянула вверх на солидную лестницу. Два жилых этажа плюс купол наверху, правда давно уже превратившийся в чердак со всякой всячиной. Там есть выход на смотровую площадку, вернее круговой балкон, недаром он так и называется – «вдовье гуляние»; оттуда открывается потрясающий вид. На запад, куда ни кинь взгляд, простирается Мексиканский залив.

Не дом, а замок. Тут миллион всяких укромных уголков, где ничего не стоит спрягаться. В начинающихся сумерках «Пеликаний насест» напоминал замок с привидениями. Стены узких коридоров скрывал полумрак, за окнами завывал ветер, а если добавить к этому скрип и стоны половиц, то вполне можно поверить, что тут водится не одно привидение, а целая семейка.

Впрочем, что это она? Какие сумерки. Еще разгар дня. И это Ориндж-Бич, а не Новый Орлеан. И все же в доме кто-то побывал, и она не успокоится, пока кто-нибудь не обойдет весь дом сверху донизу и не убедится, что непрошеных гостей нет. Пульс у Миган потихоньку пришел в норму, но она, не выпуская нож, решила выйти во двор и там подождать Лероя.

В этот момент Миган заметила корзинку с булочками на столе в кухне-фонаре, где она обычно завтракает. Видать, Фенелда права. Это кто-нибудь из бабушкиных знакомых заскочил, желая поздравить ее с приездом. И все же лучше дождаться Лероя.

Миган ждала Лероя не во дворе, как собиралась, а на балконе второго этажа. Когда он явился, она хотела было пойти с ним, но передумала. Ей не хотелось быть ему обузой. Он перепрыгивает через три ступени, а она с трудом передвигается и будет только его раздражать. Он пообещал осмотреть все до самого купола и удостовериться, что ни одна душа не спряталась там за баррикадами коробок со старьем и обитыми железом сундуками.

Ничего не скажешь – ему есть что обходить. Кроме общей гостиной и кухни, имеется еще столовая, библиотека, комната для швейных работ, небольшой кабинет, две ванные комнаты и парочка солнечных комнат-фонарей на втором этаже. Третий этаж состоял из шести больших спален и еще четырех ванных. Дом витиевато тянулся, открывая все новые виды и выходы на балкон, откуда можно было попасть в комнаты.

Говоря по правде, Лерой отсутствовал столь долго, что Миган начала бы беспокоиться, если бы не его постоянное пение: он пел, не снимая наушников, которые, казалось, приросли к ушам. Он был вежлив и охотно отправился в поход по дому, хотя явно не верил, что там кто-то прячется. Он даже рассмеялся, увидев у нее в руке нож, и наотрез отказался взять его с собой.

Миган прилегла на один из шезлонгов на балконе и закрыла глаза, подставив лицо теплому солнцу. Младенец зашевелился и ударил ее ножками.

– Я не забыла, что ты здесь, прелесть моя. Да и как мне забыть о тебе? А что ты думаешь про мой дом на берегу залива? Подрастешь, сможешь там играть и строить замки из песочка со рвами и крокодилами. А еще мы купим солдатиков и устроим битвы.

Черт. Что она несет? Эта девочка никогда не приедет в «Пеликаний насест». Никогда ей не играть с ней в прибое или на песке. Никогда не быть частью ее жизни. Она закрыла глаза и взмолилась, чтобы уже наступил январь и все осталось позади.

Миган затаила дыхание, пытаясь выбросить из головы мысли о ребенке и сосредоточиться только на воде, на вечно движущейся, меняющейся и в то же время неизменной водной стихии.

– Все в порядке.

Она подпрыгнула от неожиданности, стукнувшись головой о раму шезлонга.

– Я не хотел пугать тебя, – проговорил Лерой, вырастая между ней и перилами балкона.

– Я, кажется, задремала.

– Ну и хорошо. Я просто хотел сказать, что обследовал дом сверху донизу. У тебя там в одной ванной комнате кран течет. Я на следующей неделе забегу и починю. Там работы-то с гулькин нос.

– Я буду тебе очень признательна, только скажешь, сколько с меня.

– Ничего не имею против. – Он облокотился на перила, светлые волосы упали ему на лицо. – Мама говорила, что ты вынашиваешь чужого ребенка. Как-то чудно, правда? Не многие решатся на это, верно?

– Думаю, ты не совсем прав.

Он кивнул.

– Все равно чудно. Ну ладно, пойду, пожалуй, если тебе ничего больше не нужно.

– Я бы хотела заплатить за твои труды, – сказала она, полагая, что он откажется.

– Как угодно.

Она пошла на кухню и вытащила бумажник.

– Десять долларов хватит?

– Как угодно.

Она дала ему пятнадцать и проводила до дверей. Он был весь в Фенелду, но глубоко посаженные глаза и впалые щеки он унаследовал, вероятно, от отца. Она плохо помнила этого человека, хотя раз или два встречалась с ним. Она не узнала бы и Лероя – он стал какой-то худой, вид у него был нездоровый, чем совсем не походил на Фенелду. Она даже толком не знала, сколько ему лет. Под тридцать, наверное.

Как бы то ни было, он сделал свое дело, и ей стало спокойней. Все вышло глупо, но лучше уязвленная гордость, чем бессонница.

И тем не менее ей надо взять себя в руки и не позволять высокому светловолосому и очень сексапильному типу портить ей жизнь в «Пеликаньем насесте». Это просто гормоны взыграли, уверяла она себя. Что еще? Более безопасного места нет нигде на свете.

Миган плотнее запахнула куртку. На берегу было прохладно. День стоял теплый, но, как только солнце село, воздух сразу остыл, а тут еще и ветер поднялся. Он ерошил ей волосы и гнал волны, и те, шипя, набегали на песок. Небо же было ясное, а звезды такие близкие, что, казалось, протяни руку – и можно припрятать горстку, а потом загадать желание, только вот хорошо бы знать какое.

К счастью, нигде поблизости не было видно человека, который не выходил у нее из головы с тех самых пор, как три дня назад подсел к ней за столик, хотя она все время высматривала его. Иногда ей даже мерещилось, будто кто-то за ней наблюдает, и она думала, что это он.

Как-то ночью он ей даже приснился. Это был эротический кошмар. Вот что бывает с женщиной от долгого воздержания. Желание в полную силу вернулось во сне, и, проснувшись, она лежала еще целый час, пытаясь представить себе, каково было бы заниматься с ним любовью. Ее тело так живо реагировало, словно он и в самом деле дотрагивался до нее и его рука ласкала ее в самых потаенных местах.

Сны снами, а ее реальная жизнь в Ориндж-Бич постепенно входила в нормальную колею. Прогулка утром, ланч в каком-нибудь ресторанчике, потом ленивый отдых и чтение, а на закате прогулка по берегу.

– Ветер поднимается, малышка. Сегодня ночью он будет завывать и скулить. Это старые рыбаки оплакивают своих друзей, погибших в море, – говорила бабушка, когда Миган жаловалась на вой ветра.

Она шагнула в набегающую волну, обхватив себя за живот и поглаживая его. Живот рос не по дням, а по часам.

Завтра ее первый визит к доктору Брауну, но он уже получил ее карточку из Нового Орлеана.