Здоровяки в фартуках посмотрели на хозяина изумленно. Тот цыкнул на них и странная компания покинула двор.

– Бывают же люди, – утирая потный лоб, с чувством сказал капитан. – Интересно, как они тут такие, в этом русском квартале живут?

– Ладно, грузите его, – махнул рукой Виктор, оставив без внимания лирическое высказывание. – Двое со мной в подвал.

Внутри пахло, как в общественном туалете, который не мыли месяцами. Тусклые лампочки под потолком заросли паутиной, а стены, сплошь обклеенные красными плакатами с изображением свастики, создавали мрачное впечатление.

Оружия обнаружился полный набор. Гранаты, пистолеты, несколько винтовок, ящик, доверху набитый тяжелыми блестящими цилиндриками патронов.

И еще – бутылки. Из-под водки, одинаковые, словно солдаты, они длинными шеренгами выстроились вдоль стен, кучками стояли в углах, валялись в ящиках столов и даже торчали из сливного бачка в туалете.

Судя по их обилию, господин Кочерыжный последние полгода пил. По черному.

Из подвала Виктор выбрался в сильной задумчивости.

Проклятое сердце, которое часто оказывается мудрее холодной головы, настойчиво шептало, что Русский Арийский Регион, несмотря на показушный экстремизм, никакого отношения к взрывам не имеет.

* * *

Народу на Поклонной горе было не так много. Все-таки пятница – не самый популярный день для гуляний. Вот скоро прозвенит в школах столицы Последний звонок, и тогда здесь будет столпотворение. Выпускники будут внаглую пить пиво, целоваться, а самые смелые полезут купаться.

Но пока тут сравнительно пустынно, и фонтаны безвозбранно швыряют в далекое майское небо полные пригоршни воды, мелодично журча на сотни голосов. Солнце блестит в каплях, и со всех сторон тянет свежестью.

Среди всего этого великолепия там и тут ненавязчиво попадаются группы милиционеров. Взгляд у всех, как у одного – пристальный, цепкий. Всю московскую милицию подняли на ноги, чтобы та поймала террористов или хотя бы не допустила еще одного взрыва.

Владимир шагал меж фонтанов, пристроившись в хвост группе европейских туристов. Наклеенные усики слегка щекотали нос, а под дорогим, специального покроя, костюмом, скрылся контейнер с взрывчаткой. В руке – видеокамера, а на лице – традиционно нагло-завистливое выражение европейца, попавшего в огромную и страшную Россию. Никто не узнает в дородном господине доцента Смолякова.

Весь расчет на то, что все члены группы, собранной прямо тут, в Москве, не очень хорошо знают друг друга, а уж экскурсовод – и подавно. Затесаться в стройные ряды иностранцев удалось в тот момент, когда они выгружались из туристского автобуса, огромного, словно доисторический ящер, но окрашенного с аляповатой яркостью.

На непонятно откуда взявшегося новичка никто не обратил внимания. Он ничем не отличался от других. Шел, прижав к лицу видеокамеру, которой постоянно крутил по сторонам.

Маршруты туристических групп Владимир изучил заранее, и точно знал, что в нужное ему место они попадут. Не сразу, но зато наверняка. Милиционеры на туристов почти не смотрели – эти не опасны, их в столице как грязи. Опасны свои, и вот их-то в первую очередь и следует подозревать…

Впереди, над деревьями, рос и медленно приближался огромный шар памятника Дружбе Народов. В его исполинском постаменте расположен музей Истории Москвы, без осмотра которого иностранным гостям никак не обойтись.

Сначала пришлось зайти в несколько других музеев, посетить показушную православную церковь. Там батюшка, похожий на клоуна в сверкающих золотом одеждах, очень театрально провел службу перед туристами, посылая в их сторону облака сладкого ладанного дыма.

Кожа под усиками отчаянно чесалась, а непривычный груз на животе привел к тому, что заболела поясница. Боль становилась все сильнее, но Владимир терпел, сжимая зубы, хотя каждый шаг отдавался по всему позвоночнику.

С трудом сдержал вздох облегчения, когда громадная сфера оказалась совсем близко, чудовищным метеором нависла над головой. Казалось, что еще мгновение, и все это рухнет, размазав тебя по земле. На поверхности шара, символизирующего Землю, видныелись фигуры, обнявшиеся в танце.

– В девяностых годах двадцатого века, – сказал экскурсовод, остановив группу в точке, откуда памятник производил особенно мощное впечатление. Говорил он по-английски, но Владимир этот язык понимал достаточно хорошо, – когда комплекс Поклонной горы только начинал застраиваться, скульптором Церетели была здесь возведена огромная стела непонятного назначения. В две тысячи семнадцатом, когда все творения Церетели признали уродливыми и вредными, после чего разрушены, место освободилось. В две тысячи двадцать шестом по проекту скульптора Хожаева был заложен памятник Дружбы Народов. Закончили его в две тысячи сорок втором. Высота памятника…

Дальше Владимир не слушал. Подумать только – более ста пятидесяти лет простоял на Поклонной горе огромный шар, и в скором времени ему предстоит исчезнуть, похоронить под обломками миф о «Дружбе Народов», которой никогда не было. И пропадет с лица земли памятник по его, Владимира Смолякова, воле…

На мгновение его обуяла гордыня, он почувствовал себя титаном, способным спорить со временем, которое тоже разрушает, но медленно, так медленно…

В себя пришел оттого, что экскурсовод слегка повысил голос:

– А теперь, дамы и господа, прошу внутрь. Нас еще ждет музей.

Вереница туристов втягивалась в чрево памятника, словно исполинская змея в нору. Владимир ненавязчиво пристроился последним.

Охранники у двери проводили иностранцев равнодушным взглядом.

Внутри музея стоял запах, который бывает только в подобных местах. Его исключительно трудно описать, но очень легко назвать – запах древности. Шорох ног туристов отдавался в безлюдных помещениях, а бабушки-смотрительницы провожали посетителей профессионально суровыми взглядами.

Экскурсия переходила из зала в зал, а Владимир невольно радовался, что просидел над планом музея несколько вечеров подряд. Изучая и запоминая. Теперь он легко провел бы экскурсию сам, причем по запасникам и служебным помещениям – тоже.

Между залами «Москва Ивана Грозного» и «Смутное время» пришлось идти по небольшому коридорчику. Здесь фальшивый иностранец приотстал и ловко свернул в открывшийся сбоку проход.

Серая неприметная дверь, которой он заканчивался, оказалась заперта.

Выругавшись про себя, Владимир вытащил из кармана отмычку и прислушался. Экскурсия не было слышно, но со стороны только что осмотренного зала приближались мягкие, шлепающие шаги.

Наверняка, одна из смотрительниц.

Остаться незамеченным не получится. Что тогда? Притвориться глупым иностранцем, не нашедшим туалет. Может, ему и поверят, но тогда будет сорвана почти два месяца готовившаяся операция!

Он остервенело зашевелил отмычкой в замке, стараясь не особенно шуметь.