– А без репетиций мы точно пропадем, – мрачно молвил Хома. – Лучше пойти в казаки, там хоть кашей накормят.

– Или свинцовым горохом, – язвительно заметил Микита.

– Так это кому как повезет.

– И то верно. Но мне бы не хотелось испытывать судьбу. Хотя… если придется, то куда денешься.

– А что, панове-товарищи, коль зашла речь о припасах, не хотите ли потрясти одного запасливого хомяка? – возбужденно спросил Ховрах. – Все ж нам до каникул как-то надо продержаться.

– Это ты о ком? – заинтересовался Хома.

Его крупный организм плохо переносил голод, поэтому он всегда был в поиске, чем бы поживиться.

– О шляхтиче Тыш-Быковском.

– У-у… – многозначительно загудели бурсаки.

С конца прошлого века польская шляхта начала скупать дома и дворовые места у замковых мещан и киевского магистрата. Постепенно вокруг Рынка и Замковой горы появился аристократический район Подола. Были и такие, кому земля досталась даром. На Подоле насчитывалось около трехсот усадеб польских панов. Правда, многие шляхетские дворы, за исключением тех, чьи хозяева успели перейти на сторону гетмана Богдана Хмельницкого, были разграблены и присвоены магистратскими чиновниками и казацкой старшиной. Но семьи Тыш-Быковских репрессии не коснулись. Он одним из первых понял, откуда дует ветер, и быстренько примкнул к восставшим запорожцам. У хитрого шляхтича на обширном подворье помещались каменный дом с просторной светлицей, тремя спальнями, сенями и кладовой, деревянный садовый домик, предназначенный для гостей, конюшня на пять лошадей, амбар, несколько мелких хозяйственных построек и фруктовый сад. По оценке знающих людей, усадьба Тыш-Быковского стоила не менее двух тысяч злотых. Это большие деньги даже для зажиточных киевлян.

Фруктовый сад Тыш-Быковских был весьма привлекательным объектом для вечно голодных бурсаков. Из года в год они обносили его с таким же прилежанием, как саранча – хлебные поля. Наконец шляхтич завел вооруженную охрану, потому что семье Тыш-Быковского от богатого урожая оставалась лишь падалица да огрызки. С той поры в саду началась настоящая война. Редко какая ночь обходилась без ружейной пальбы, и мало кто из будущих философов и богословов не сидел часами в каком-нибудь озерце, стеная от жжения в филейной части и вымывая оттуда соль, которой угостили его сторожа Тыш-Быковского.

– Ну и что там можно взять? – со скепсисом спросил Микита. – До того, как созреют яблоки, далековато, как от Полтавы до Киева на карачках.

– А кто говорит про яблоки? – На смуглом лице Ховраха появилась дьявольская ухмылка – хищная, коварная. – Может, кто не знает, в прошлом году шляхтич построил в саду коптильню. И над ней курится дымок уже четвертые сутки. Так что окорока как раз поспели. Скоро Пасха, и нам будет чем ее отпраздновать.

– Здорово! – возбужденно вскричал Хома. – Ну, брат Ховрах, если это так, с меня штоф оковитой!

– И я в доле! – горячо поддержал Тимко.

– Ну так пошли, чего сидим? – сказал Ховрах.

Опрокидывая лавки, сорвиголовы бросились к выходу – словно на пожар. Мазурики было вскипятились от такой наглости, но, распознав, кто устроил переполох, так и остались сидеть на своих местах; свяжись с бурсаками – греха не оберешься, они за словом в карман не лезут, а если и лезут, так за ножами, с которыми управляются очень ловко.

Сад Тыш-Быковских подозрительно молчал. Обычно там всегда, шумно переговариваясь, прогуливались сторожа, которые сами побаивались бурсаков. Так они отпугивали хотя бы мальцов из фары; что касается риторов и философов, то им сторожа не мешали, скорее, наоборот, – добавляли в кровь жару. Это ли не подвиг: украсть из-под носа охраны торбу груш или яблок, да так, чтобы даже собаки не залаяли? А они были в саду Тыш-Быковских – здоровенные меделянские псы, один вид которых приводил в трепет. Эти злобные зверюги и стоили соответственно; за пса меделянской породы давали породистого скакуна.

Подворье окружал забор высотой чуть меньше двух саженей. Видимо, Ховрах давно надумал оценить качество копченых окороков богатого шляхтича, потому что уверенно проскользнул вдоль ограды в дальний конец, ступая мягко и тихо, словно большой кот, а за ним потянулись и остальные, соблюдая все необходимые меры предосторожности.

– Где сторожа? – тихо спросил Микита.

– Там же, где и псы, – самодовольно ухмыльнулся Ховрах. – У сторожей нынче поздний ужин, и они сидят в кухонной пристройке, мослы с панского стола догладывают. А что недогрызут, то отдают псам. Так что сад на часок свободен.

– Ух ты! – обрадованно воскликнул Чабря. – Здорово!

– Ц-с-с! – зашипел на него Ховрах. – Молчи! Погубишь все дело!

Перелезть через любой забор для тощего, жилистого бурсака раз плюнуть; опыт по этой части у всех был солидный. Ховрах точным броском закрепил веревку с небольшим крюком – выбираясь в город, он всегда носил ее вместо пояса, – ловко вскарабкался наверх, и спустя минуту-две вся гоп-компания шла к коптильне. Небольшое сооружение пряталось за беседкой, увитой хмелем. Над ним и впрямь поднимался дымок; в ночи он не был виден, но запах копченого мяса шибанул в ноздри почище доброй понюшки табака.

Крепкая дубовая дверь в коптильню была заперта. Наверное, пан Тыш-Быковский не очень доверял своей дворне. Да и времена наступили смутные, голодные, того и гляди, в сад нагрянут не безобидные бурсаки, которые много не брали, а вооруженные мазурики, супротив коих никакие сторожа не устоят. Поэтому требовалось время для того, чтобы позвать городскую стражу, а пудовый замок должен был хоть немного задержать грабителей.

Ховрах лишь хитро ухмыльнулся. Он полез в свои бездонные карманы и достал связку отмычек, завернутых в тряпку, чтобы не звенели на ходу. Похоже, Ховрах не просто так пригласил всех своих товарищей в шинок «У кляштора». Ему нужна была компания для опасного дела.

«Ох, хитер! – не без восхищения подумал Тимко. – Все предусмотрел! Рыжий лис!» Ховрах и впрямь был огненно-рыжим.

Немного поковырявшись в замке, Ховрах эффектным движением снял его и отворил дверь.

– Налетай, голота! – сказал он голосом победителя.

Повторять приглашение не пришлось. В коптильне стояла кромешная темень, но для бурсаков это не помеха – помещение было забито окороками, которые висели на крюках. Схватив по два – больше никак утащить, больно тяжелы, – бурсаки бросились к забору. Вскоре все, кроме Тимка, оказались за пределами сада. Он немного замешкался – за что-то зацепился и упал. Пока поднялся, пока нашел в темноте оброненную добычу, время было упущено – воришек услышали собаки.

Грозный лай меделянов, больше похожий на львиный рык, раздался совсем близко; Тимко кинулся к забору, но понял, что добежать не успеет, – путь преградил пес, наверное, самый шустрый. Тогда Тимко, потеряв голову, швырнул в него окорок – второй он так и не нашел – и побежал к садовому домику, который вплотную примыкал к ограде. По опыту налетов на сад Тыш-Быковского он знал, что там всегда стояла садовая лестница-книжка, забравшись на которую можно спастись от псов и перелезть через забор.