– Да?

– Я Аннабель Аньелли. Я звонила сегодня утром!

– О! Я ожидала кого-то… – Не такого испачканного, пропотевшего, обреченного, изможденного, скрюченного? Не с глазами на мокром месте? Не того, кто уже похоронил себя? – Постарше. Кого-то постарше.

Судя по всему, хозяйка «Сикрет Гарден» не читает и не смотрит новости последние девять месяцев. Хотя в таком виде Аннабель Аньелли вполне может быть совершенно неузнаваема, даже для самой себя.

Проблемы девять, десять, одиннадцать! Какая же она глупая, если думала, что справится со всем этим, что на пути ее будут ждать только симпатичные мотели и дешевые мини-гостиницы. Почему ей и в голову не пришло, что впереди огромные территории, где нет ни одного мотеля?

Вот почему люди планируют путешествие месяцами. Мама права: нельзя просто взять и сорваться с места. Джейсона Делла сопровождала целая команда в автофургоне: координатор по логистике, водитель, и он имел архиважную эмоциональную поддержку. В его распоряжении были медикаменты, правильная одежда, оборудование, горячая еда, не говоря уже о запасах протеиновых коктейлей, протеиновых батончиков, воды и снеков, обеспечивающих гидратацию и тысячи калорий, необходимых организму во время марафона. В том фургоне он мог спать одиннадцать часов, положенных в сутки, где бы ни находился.

Становится совершенно ясно: это провальная миссия. Они с Лореттой не справятся своими силами.

В своей комнате в «Сикрет Гарден» Аннабель снимает заляпанные грязью носки. Еще проблемы: волдыри на пятках. Новые кроссовки – о чем она думала? Да не думала, вот и ответ. Водянистые мозоли аккурат на ахилловом сухожилии. Теперь, когда она видит их, они заявляют о себе жжением.

Кровать застелена покрывалом с цветочным рисунком, на стенах развешаны идиотские картины с зайками. В кресле-качалке сидит кукла, а плюшевый мишка подпирает кружевную подушку на кровати. В доме пахнет ароматическими смесями и моющим средством с примесью тушеной говядины. Аннабель слышит, как Ивонна, хозяйка гостиницы, гремит кастрюлями на кухне внизу. Кошка мяукает под дверью. Аннабель хочется прижать к груди кружевную подушку и зарыдать, но подушка выглядит слишком несвежей, чтобы к ней прикасаться.

Пропотевшая рубашка липнет к спине. Аннабель выходит в коридор, наспех принимает душ и переодевается в футболку с Бэтменом. Ивонна согласилась постирать ее одежду. Аннабель живо представляет себе, как вещи крутятся в барабане вместе с усыпанными кошачьей шерстью ночными сорочками Ивонны.

Аннабель должна позвонить домой. Она проверяет свой телефон. Как она и подозревала, большинство пропущенных звонков – от мамы. В школе, наверное, испытывают облегчение оттого, что ее больше нет. Джина, скорее всего, барабанит пальцами по столу и ждет звонка с извинениями. «Я здесь, – пишет Аннабель. – Позвоню, как только смогу».

Она хочет вернуться домой.

«Боже, о чем я только думала? – мысленно обращается она к Кэт. – Это было глупо! Я глупая, глупая, глупая. Мама может приехать и забрать меня, и все будет так, словно ничего этого не произошло».

«Не будем забывать про “Стеклянный зверинец”[19]», – отвечает Кэт.

«Стеклянный зверинец?»

«Пьеса, которую мы ставили в девятом классе, разве ты не помнишь?»

«Конечно, помню».

«Ты повела себя точно так же, когда получила главную роль. Принесла домой сценарий, где были выделены все твои строчки, а потом перепугалась до чертиков. Ну же, Белль-Попка[20]. Соберись!»

Как будто Кэт сидит рядом с ней. Они неразлучны с тех пор, как единственные две девочки из шестого класса боялись уроков гимнастики. Они знают друг о друге все, и это самое ценное, что есть между людьми. Кэт была рядом, когда несколько лет назад Аннабель отправляла большое письмо Этому Негодяю Отцу Антонию после того, как он шокировал их всех переездом в Бостон, где собирался стать священником; и только Кэт она смогла признаться в том, что произошло между ней и Уиллом на яхте его отца. Аннабель с пониманием относилась к матери Кэт, Пэтти, и ее пьянству и хранила тайну Кэт о татуировке в виде крошечной бабочки. Кэт могла угадать, когда от волнения Аннабель что-то подсчитывает в уме, а Аннабель могла сказать, когда Кэт чувствует себя одинокой даже в шумной компании. Они знали, какие книги каждая из них любит и ненавидит. Сзади они выглядели такими похожими: обе узкоплечие, с длинными темными волосами и одинаковым вкусом в одежде – но при этом оставались разными. Кэт – более озорная и смелая, чем Аннабель, но и более циничная. Науки и математика давались Кэт труднее – она хотела стать писательницей. Ее бесили научно-популярные передачи; она кидалась подушками и пыталась перехватить пульт, но, если бы кто-то помешал ей дочитать книгу, ему бы не поздоровилось. Впрочем, различия не имеют большого значения, когда любишь человека.

Стук в дверь. Ивонна вручает Аннабель поднос с ужином: тушеной говядиной, зеленым салатом с оранжевым соусом, название которого Аннабель не может вспомнить, и сдобной гавайской булочкой вроде тех, что иногда подавали на ужин в доме Уилла.

– Вау, спасибо, – благодарит Аннабель.

– Ты просила что-то постирать.

Грязная одежда завернута в полотенце.

– Прошу прощения, все такое запачканное.

– Кажется, ты еще это хотела. – Ивонна протягивает Аннабель ножницы. Плотно сжатые губы Ивонны скрывают всякие эмоции, но слова сочатся подозрением: – Все в порядке?

По-видимому, она думает, что Аннабель нужны ножницы, чтобы перерезать себе запястья или еще для какого-то членовредительства, и ее можно понять. Аннабель видела свои глаза в зеркале ванной. В них застыло отчаяние затравленной жертвы.

– Все отлично! Спасибо! – Она добавляет несколько солнечных восклицаний.

Так весело она обычно щебетала, когда разговаривала с Терезой, своей начальницей в доме престарелых «Саннисайд». И с Клэр и Томасом, боссами и новыми владельцами пекарни, и со всеми школьными учителями, особенно с тренером Кваном. И с родителями Уилла. И с продавцами магазина Nordstrom. И с официантами. И с каждым взрослым, кто имел некоторое представление о том, что она за человек. Справедливости ради надо заметить, что иногда она говорила так же и с Уиллом. Бодрым и жизнерадостным голосом, даже если не чувствовала себя бодрой и жизнерадостной. Кто так говорил? Не она. Какая-то идеальная, выдуманная версия ее. От нее почему-то всегда ждут вежливости, а не честности.

* * *

Она ковыляет (и это плохо, очень плохо, пятки нестерпимо ноют) в ванную в конце коридора.