Она есть у многих. Не только нужно здоровье – им обладают десятки и сотни тысяч людей. Нужен характер. Нужен ум. Живая сообразительность. Верная преданность боевому товарищу. И, как венец всего, глубочайшая бесстрашная преданность Родине».

Хорошие, верные слова. Только, пожалуй, корреспондент П. Павленко, написавший статью, несколько хватил лишку. Столько качеств в одном человеке… Впрочем, в газете автор нарисовал скорее образ этакого идеального разведчика. Так что есть к чему стремиться.

Задача, поставленная их группе звучала коротко и ясно – работа по дезорганизации движения в ближайшем тылу противника на дистанции 30–60 километров. Они уже выдвинулись, по собственным прикидкам, на полсотню километров. Противника встретили только один раз. Обнаружили издалека. Залегли. Мимо них вдалеке прошла рота финских солдат. Силы были явно не равны, и командир принял решение себя не обнаруживать. Ушли незамеченными.

Правда, нашлись горячие головы, которые упрекнули Мостыгина в бездействии. Он пресек разговоры и приказал двигаться вперед. На привале командир группы развернул карту.

– Во избежание неожиданных встреч с финскими шюцкоровскими отрядами пошлем вперед дозор. Двух человек.

Он приглушенно, почти шепотом позвал:

– Куренцов и Коскинен, ко мне.

Мостыгин поставил задачу провести разведку на глубину в три километра и прибыть обратно. И вот теперь группа ждала возвращения дозора.

Прошло еще полчаса томительного ожидания. Наконец фигуры бойцов в белых маскхалатах замелькали среди деревьев.

– Товарищ лейтенант, – доложил Куренцов, – в двух километрах впереди хорошо накатанная зимняя дорога. Мы прошли вдоль нее. Не может такая дорога вести просто в лес. Привела она нас… К дому.

Боец сиял, словно обнаружил вражескую батарею. Мостыгин и Баталин не поддержали веселье солдата.

– И что, Куренцов? Чего ты цветешь, как майская роза. Любая дорога ведет к какому-нибудь дому.

– Это так, товарищ командир, но не у каждого дома у крыльца стоит часовой. А в дом постоянно заходят и выходят люди. По-моему военные, хотя мы не уверены, далековато было. Да и зимник укатан основательно. Такое впечатление, что по нему ездят машины. Правда, при нас ни одной машины не проехало.

– Вот это уже интересно. Надо бы прощупать этот… – Мостыгин запнулся, видимо, подбирая характеристику дому.

– Одинокий дом, – поспешил подсказать ему Куренцов.

Лейтенант укоризненно покачал головой.

– Одинокой бывает только вдова, как любил говаривать в училище наш преподаватель тактики. А дом – отдельно стоящий.

– Володя, – сказал Баталин, – давай-ка я с кем-нибудь из ребят осторожно сползаю к этому загадочному дому. Постараемся подобраться максимально близко. Зароемся в снег, посмотрим, послушаем: кто входит-выходит, что говорят.

– Добро, – сказал лейтенант. – Бери Коскинена, он парень крепкий, дорогу знает – и вперед. Только прошу тебя, Сережа, без спешки, спокойно. Себя не обнаружьте. Разведайте его со всех сторон. Есть ли какие-то огневые точки. Часовой у входа один. Отходы, подходы. Лес, овраги… В общем, все до мельчайших подробностей.

Разведчики двинулись в путь. Шли молча. Передвигаться было тяжело. Лыжи утопали в мягком снегу.

– Хоть бы кто лыжню проложил, – усмехнулся Коскинен.

– А мы сейчас шюцкоров попросим, – ответил в унисон Баталин. Его так и подмывало спросить, действительно ли Коскинен финн. Хотелось поговорить по-фински с носителем языка, если, конечно, он носитель. Дорога длинная, нудная, Сергей терпел, терпел и не выдержал.

– Слушай, Пааво, ты действительно финн?

Коскинен вопросу не удивился. Видимо, не впервой отвечать. Приостановился, оглянулся, усмехнулся.

– Финн, не сомневайся. Русский финн…

– Однако язык финский знаешь?

– Я хоть и русский, но финн. Как же мне не знать родного языка. Вот у тебя один родной язык, а у меня – два.

– Скажи что-нибудь по-фински…

Пааво только руками с палками взмахнул: надо же, проверяет. И все-таки ответил по-фински.

– Дурацкие у тебя вопросы…

Вот услышал Баталин носителя языка, как хотел. Впрочем, ответ Пааво ему очень понравился. Значит, неспроста он три года бегал на курсы по вечерам. Теперь пора и ему удивить Коскинена.

– Почему дурацкие? – не согласился Баталин. Произнес он эту фразу конечно же на родном языке Пааво.

Коскинен явно не ожидал такого. Не так часто увидишь военного, русского, да еще технаря, который говорит по-фински. Даже на Советско-финской войне.

– Это ты, что ль, сказал, Баталин? Или мне почудилось? Ты, чего, тоже финн? Или косишь под финна?

– Пааво, если ты русский финн, то я просто финский русак.

Они прыснули со смеху. Баталин, оглянувшись, приложил палец к губам.

– Ладно, как-нибудь на досуге погутарим, так, кажется, говорит наш начштаба. Ты меня убил, просто сразил наповал, товарищ воентехник.

Через полчаса ходьбы Коскинен, идущий впереди, предупреждающе вскинул руку. Сергей и сам, сквозь просветы между деревьями, увидел большой дом. Стоял он непривычно, не по-русски, входом прямо к дороге. На его родной Смоленщине, к примеру, ставят дома либо вдоль улицы, либо «лбом» то есть центральной частью к ней. А вход располагают со двора.

Может, это вовсе не жилой дом, а какое-то административное здание или штаб. «Штаб. Неужели штаб? – подумал Сергей. – Это большая удача. Только вряд ли, далековато в лес забрался. А если это штаб дивизии? Нет, скорее всего, тут расположились какие-то тыловые крысы. Подальше от фронта».

– Ну что, Пааво, за работу, – обратился он к Коскинену, – я со стороны дороги, ко входу, а ты с тыла.

Тот молча кивнул и скрылся в лесу. Баталин пополз. Как же тяжело ползти с лыжами. Ходить на лыжах любил, но вот ползать… Да он попрасту никогда в них не ползал. Представить себе не мог, нечто подобное. У них в академии физическая подготовка была чуть ли не ведущим предметом. А поскольку Ленинград – северный город, лыжной подготовке придавалось особое внимание. Слушатели ходили на лыжах много. Но вот такой элемент, как переползание на лыжах, не отрабатывали. Так что хочешь не хочешь, а есть чему поучиться у финнов.

Баталин передвигался медленно, как сказал бы его преподаватель по огневой подготовке, в час по чайной ложке. Это он учил своих курсантов выходить на позицию по-снайперски. Сергей не собирался быть снайпером, но будучи дисциплинированным человеком, добросовестно учился всему, чему учили. И, видишь, пригодилось.

Он подполз так близко, что невооруженным глазом хорошо видел часового у входа. Если бы их поставить рядом, Сергей в своей финской форме мало чем отличался от вражеского солдата. Серая шинель, вместо перчаток кожаные рукавицы, на ногах высокие шюцкоровские сапоги с загнутыми носами, как их называют местные, – пьексы. Только маскхалат у него настоящий, а у часового – белая простыня с разрезом для головы, наброшенная поверх шинели. Да и автомат у него другой, а у финна – «Суоми» с небольшим магазином на двадцать патронов.

Кстати, наличие такого автомата у простого часового тоже