Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чаще всего листья образуют пять видов символики: животные, мистические существа, предметы, буквы и цифры. Перед вами также появятся три типа пророчества. По листьям на краях чашки мы гадаем о настоящем, по листьям на боках – о ближайшем будущем, по листьям на дне – о далеком будущем. Для правильного толкования доверьтесь своим инстинктам.
9
Суббота, 23 октября Полдень
Когда через семь минут звонит дверной звонок, все удивлены, ибо никто не ожидает от прибывающей толпы такой вежливости.
Все ведьмы уже одеты и стараются держаться вместе. Нет только Табиты, и где она – неизвестно. Сплетя мизинцы точно так же, как они это делали, будучи детьми, ведьмы молча считают до трех, подбадривая друг друга тихим пожатием. Затем они расцепляют пальцы и достают из карманов свои волшебные палочки.
Квини делает шаг к двери, за ней толпятся остальные, и наконец из библиотеки выходит Табита. Квини тянет на себя двойные двери с искусной резьбой. Двери распахиваются вовнутрь, впуская ветер. На ведьм, словно конфетти, летят опавшие листья.
Айви, Иезавель и Урсула улыбаются, ибо воспринимают это как благословение, посланное Богиней. Квини, напротив, хмурится, стряхивая листья с лица. Женщины заглядывают через ее плечо, предполагая увидеть на пороге грозных мужчин с вилами и горящими факелами. Но перед ними стоит девочка, похожая на маленькую фею.
У девочки молочно-белая кожа и светлые, почти белые волосы, которые торчат во все стороны, что делает ее похожей на одуванчик. Глаза у маленькой феи голубые, как лазурит – у каждой из ведьм на шее висит на кожаном шнурке подвеска именно из этого камня, ведь лазурит служит защитой от психического нападения. Почему-то, непонятно почему, но эта девочка кажется Айви очень знакомой.
Ветер толкает девочку в спину. Трудно сказать, сколько ей лет, наверное, около двенадцати. Девочка не сдается под напором ветра, широко расставив ноги. На шее у нее, словно праздничный флажок, развевается голубой шарф, руки засунуты в карманы красного пальто, которое велико ей на несколько размеров. И даже это пальто кажется Айви знакомым, но она никак не может выцарапать его из своих воспоминаний.
Неправильно истолковав появление девочки, Квини говорит:
– Сегодня мы не можем купить у тебя выпечку, милая, приходи в другой раз.
– О нет, я не из скаутов, – чирикает девочка, хотя манерой общения очень даже похожа на скаута. – Я Персефона, президент местного отделения Всемирной ассоциации юных феминисток.
Это так похоже на флешбэк из юности Квини, что она переспрашивает:
– Что ты сказала?
Персефона вдруг вспоминает, что имеет дело с пожилыми дамами, и повторяет погромче и медленно, растягивая слова:
– Я Персе-фоона, пре-зидент меестного отделеения Все-миирной ассоци-ации юных феми-ниисток.
– Это-то я поняла с первого раза, – говорит Квини. – Просто я не поняла, что ты тут делаешь.
– О, я пришла бороться с патриархатом, – говорит девочка и расплывается в широкой улыбке.
Квини оборачивается к сестрам: она точно не ослышалась? Судя по удивленным лицам, нет.
– Ты борешься с патриархатом? – переспрашивает Квини.
– Ага, – кивает Персефона. – Много, очень много мужчин направляются сейчас к вам, чтобы разрушить ваши дом и винокурню? – Непонятно почему, но утверждение звучит как вопрос. – А мы тут для того, чтобы помешать им.
Квини глядит через плечо Персефоны, ожидая увидеть еще кого-то.
– Вы? То есть пришел кто-то еще из вашей ассоциации?
Персефона заливается румянцем.
– Нет. В нашем городе я пока единственный ее член. Но со мной Рут Бейдер Гинзбург, так что можно считать, что нас двое. – Персефона хлопает по ноге и зовет: – Рут! – И к ней подбегает итальянская борзая в вязаном ошейнике.
Пока Квини пытается прийти в себя от удивления, следующий вполне логичный вопрос задает Айви:
– А откуда ты узнала, что они идут сюда?
Но Персефона не успевает ответить: с дороги на территорию поместья с грохотом заезжает огромный строительный кран. Он пересекает аллею с деревьями и мчится прямо на дом через лужайку. С его длинной стрелы свисает страшенное ядро, которое раскачивается с большой амплитудой. А за краном шагает около сотни мужчин разных возрастов: кто-то несет плакаты, кто-то снимает все действо на сотовый.
Некоторые напялили шлемы викингов и придерживают их руками от ветра. Есть и такие, что нарядились в шкуры животных и нанесли на лицо боевую раскраску, а кто-то оделся в камуфляжную форму, собравшись то ли на войну, то ли на охоту, а может, все вместе взятое. Мужчины что-то скандируют, но из-за лязга машины слов не разобрать.
В толпе Иезавель видит знакомое лицо. Гребаный Найджел. Он уже нашел свою одежду и решил поохотиться на ведьм.
Кран едет, люди идут, и тогда Квини выступает вперед, обходя Персефону. Остальные ведьмы тоже выходят на крыльцо, обступив Квини. Одна лишь Табита остается за порогом, потому что не может его пересечь.
– А что это они такие заведенные? – Квини оборачивается к Айви: – Ты уверена, что добавила в бутылки достаточно успокаивающего эликсира?
Айви презрительно фыркает, оскорбленная тем, что кто-то смеет подвергать сомнению качество и баланс ингредиентов ее продукции.
– У меня все как в аптеке. Содержание эликсира не поменялось ни в меньшую, ни в бо́льшую сторону.
– Может, это и плохо, – задумчиво произносит Иезавель. – Возможно, у них повысился порог восприимчивости.
Над головами женщин пролетает Виджет и опускается на парапет.
– Возможно, для того же самого эффекта требуется уже бо́льшая доза эликсира, – гортанным голосом произносит она.
Кран тормозит, так как на его пути оказывается ангельский дуб. Глохнет мотор, и теперь сестры могут расслышать, что именно скандирует толпа:
«Заводи скорей мотор! Ведьм Муншайн – на костер! Заводи скорей мотор! Ведьм Муншайн – на костер!»
Сестры выпрямляют спины и издают недовольный вздох, смысл которого озвучивает Виджет: «Опять та же самая херня».
10
Суббота, 23 октябряДень
Мужчины периодически промачивают горло, отпивая что-то из незнакомых бутылок и жестяных банок. Судя по фиолетовому логотипу, эта выпивка точно не из винокурни Муншайн.
Айви удивлена, что в толпе есть женщины – а ведь некоторые из них бывали в поместье, приходили сюда под покровом ночи с просьбой о помощи. Одни страдали бесплодием, другим требовалось снадобье, чтобы муж не гулял или не бил