в видавший виды термос с Тоторо на крышке – он у меня ещё со школы, но выбрасывать жалко, мне его Вторая подарила. Собрал контейнер о-бэнто: рис, омлет тамаго-яки5, квашеный дайкон-цукемоно6, немного рыбы. Конечно, можно пообедать в городе, но что, если придётся сидеть в засаде? Шучу! Просто привычка. Термос и о-бэнто положил в рюкзак, туда же – карманный путеводитель по Стокгольму, фонарик, складной перочинный ножик, неначатую пачку сигарет (я не курю, но одолжить сигарету прохожему – хороший повод для знакомства), и всякое другое по мелочи, что может пригодиться при «работе в поле», как говорится у нас, у сыщиков. Повесил рюкзак на плечо и пошёл на трамвай.

Район, где расположен офис доктора, вообще ни разу не деловой, жилые дома здесь стоят вплотную друг к другу, соприкасаясь крышами, прямо хоть прогулки по ним устраивай. Видимо, не мне первому пришло это в голову: пока я искал в сети адрес доктора, я наткнулся на рекламу турбюро, предлагавшего экскурсии по крышам Васастадена. Обязательно схожу как-нибудь, посмотрю на город с высоты. Я побродил по улицам, попутно заглядывая во дворы, поболтал с парочкой местных жителей, выгуливающих чинных собак, зашёл в крошечную кондитерскую, в которой так оглушительно пахло булочками с корицей, что я купил аж две штуки, сел за единственный столик у окна и съел обе, запивая чаем из термоса. Наблюдая за игрой бликов в своей чашке, я раздумывал над фразой господина Ёсикавы, не шедшей у меня из головы. «Не совсем воображаемые и не всегда друзья» – что бы это могло значить? Надеюсь, доктор мне эту фразу расшифрует.

В назначенный час я стоял у подъезда каменного дома. Сбоку от входной двери висел аккуратный список жильцов, табличка с именем доктора Свантесона была в самом низу. Видимо, офис устроили либо в квартире под крышей, либо в надстроенной мансарде. Я отошёл на пару шагов, задрал голову – так и есть, последний этаж надстроен. Позвонил, дверь зажужжала приглашающе, я вошёл в подъезд и, чтобы немножко размяться после булочек, понёсся по лестнице вверх, стараясь перепрыгивать сразу через две, а то и три ступеньки. Я – Бэтмен, человек-летучая мышь! На третьем этаже допрыгался и чуть не сшиб с ног почтенную фру с прикольной сумкой-сеткой в руках, я такие только в старых кино видел. Пришлось притормозить и плестись на шестой этаж ступенька за ступенькой.

На шестом этаже была только одна дверь, в которую, впрочем, звонить не пришлось. Высокий худой старик стоял на пороге, засунув руки в карманы узких джинсов. Его седые волосы были тщательно уложены, на левом запястье поблёскивал широкий серебряный браслет. Просторная клетчатая рубаха и тяжёлые ботинки на высокой шнуровке довершали картинку. Да уж, не так я представлял шведского эксперта, в эдаком прикиде он был бы звездой даже в Токио. Мы поздоровались (йоу, да я на голову его ниже!), и он пригласил меня в кабинет, где я первым делом рванул к окну, чтобы наконец увидеть, как выглядит Васастаден сверху.

– Зачётный вид! – обернулся я к хозяину кабинета, заценив простор за окном.

Доктор кивнул и расплылся в улыбке, будто я похвалил не вид, а его лично; однако сесть мне предложил чуть поодаль, а у окна устроился сам.

Я коротко изложил суть дела. Начал с того, что я, ну, как бы сыщик, и у меня есть важный клиент, у которого дочка потерялась, но сначала она потеряла этого, как бишь его, инвиза. Дочку я найду так или иначе, но вот про инвизов знать хотелось бы поточнее, это может серьёзно помочь в поисках. Доктор, больше похожий на картинку из рекламного проспекта о жизнерадостных шведских пенсионерах, кивал доброжелательно, но пока отмалчивался. Впрочем, как считает Четвёртая, вставить слово в мою болтовню можно, только если взорвать хлопушку у меня над ухом – и воспользоваться секундной паузой сразу после взрыва. Она, кстати, не раз этот трюк со мной проделывала, ну, не с хлопушкой, конечно, зачем такие зверства, но в ладоши она хлопает ничуть не тише.

Доктор бить в ладоши не стал. Он дождался, пока я умолкну, и спросил, что конкретно меня интересует. Хм. Вообще-то, вопрос у меня коротенький: кто такие инвизы, и с какого перепугу их можно потерять?

Доктор посмотрел в окно, он вообще часто к нему поворачивался, когда о чём-то задумывался или подыскивал нужное слово. Интересно, что он там видит?

– Хорошо, – чуть помедлив, он перевёл внимательный взгляд на меня, – прочту вам небольшую лекцию.

Я достал из рюкзака блокнот на пружинке, и приготовился записывать.

– Если взять официальное определение, – начал он, – то инвизы – это сущности, использующие человека для своих целей и в конечном счёте человеку враждебные.

– Как это – «сущности», – удивился я. – Мне казалось, инвизы – это что-то вроде самонаведённых галлюцинаций или голосов в голове. Они что же, материальны? Их можно потрогать?

Доктор слегка приподнял седые брови и посмотрел на меня с едва заметной иронией:

– Знаете, господин Тадзири, так мы с вами далеко не уедем. Позвольте, я сначала введу вас в курс дела, а вопросы вы зададите мне позже. Можете, – он кивнул на мой блокнот – записывать их, чтобы не забыть.

Я пристыженно умолк и переключился в режим внимательного слушателя, хотя от любопытства меня искрило, как кота, которого хорошенько нашампунили, прополоскали, а затем высушили феном.

– Но вопрос ваш резонный, – продолжил он, – многих это свойство инвизов интригует. Да, инвизы вполне осязаемы, если они этого хотят. А теперь давайте по порядку.

И понеслось, только успевай строчить. Моментально выяснилось, что молчуном уважаемого доктора назвать нельзя. В теме он разбирался на пять баллов, излагал понятно, явно не в первый раз, и в наводящих вопросах не нуждался.

Первым делом он рассказал мне о «синдроме воображаемого друга». Ну, с этим всё просто, это я легко могу себе представить. Суть в том, что маленькие дети иногда придумывают себе товарищей по играм. Причины тому могут быть разные, но чаще всего это или чувство одиночества, или сильный стресс. Придуманные друзья могут выглядеть как сверстники, как сказочные персонажи, или как плюшевые говорящие зверюшки. Доктор привёл пример, который он назвал классическим, в котором маленькая девочка всегда спала на краешке кровати, чтобы её другу Джимми оставалось побольше места. У Джимми были чёрные волосы, зелёные глаза и сабля; во всяком случае, так она говорила своей маме.