Однако расчет Клеомена не оправдался. Войско не пошло за ним, когда он попытался ограничить власть эфоров. Клеомен бежал к фессалийцам, которые дали ему конное войско. В Фессалии у Клеомена было много друзей из числа тамошней знати. Кроме фессалийцев, к Клеомену присоединились фтиотийские ахейцы, опунтские локры, мегарцы и кое-кто из аркадян. С большим воинством Клеомен подступил к границам Лаконики.

Спартанская знать пребывала в смятении, поскольку в Спарте не было ни одного военачальника, способного на равных противостоять Клеомену. Как всегда, нашлись люди, в основном это были тайные сторонники Клеомена, которые заявляли во всеуслышание, что Клеомен не требует для себя каких-то особых привилегий, но желает возврата к тем временам, когда в Лакедемоне правили цари и старейшины, а коллегия эфоров занималась лишь гаданиями по звездам.

Знатные спартиаты решили уступить Клеомену, не доводя дело до сражения, ибо сомнений в том, что Клеомен выйдет победителем, не было ни у кого. За всю свою жизнь Клеомен ни разу не был побежден на поле битвы.

Впрочем, добившись своего, Клеомен недолго торжествовал.

Спартанцы, приговоренные Клеоменом к изгнанию, составили заговор. Заговорщики действовали быстро и дерзко. Они напали на Клеомена и его приближенных прямо в здании герусии, где те праздновали свою победу. Все друзья Клеомена были перебиты. Клеомену удалось вырваться, но от полученных ран он вскоре скончался. Собранное Клеоменом войско разошлось по домам.

Эфоры и старейшины посадили на трон Агиадов Леонида, сводного брата Клеомена. Горго стала женой Леонида, которого эфоры принудили развестись с первой супругой. Брак дяди и племянницы мог показаться в глазах эллинов кровосмесительным. Однако спартанские власти исходили из того, что Леонид и его младший брат Клеомброт доводились Клеомену не родными братьями. Отец у них был один, а матери разные.

* * *

После первой встречи с Горго в доме Дафны Леарх был сам не свой. В ту дождливую ночь голова Леарха напрочь отказывалась соображать. Если бы не Дафна, умело втянувшая брата в беседу, то у Горго вполне могло сложиться впечатление о невысоких умственных способностях Леарха. Выпив вина, Леарх почувствовал себя смелее. Он даже сумел рассмешить сестру и Горго, рассказывая им забавные случаи, произошедшие с некоторыми из атлетов на Олимпийских играх.

От выпитого вина и перенесенного волнения Леарх, придя домой под утро, заснул как убитый.

Утром в Леархе взыграло его самодовольство. Он ведь и не пытался соблазнять Горго. Она сама открылась ему в своих чувствах.

«Надо признать, Горго весьма недурна внешне, — размышлял Леарх, нежась в постели. — У нее густые красивые волосы, дивные глаза! И попка у Горго ничуть не хуже, чем у Дафны. Да и грудь тоже!»

Леарха немного смущал и настораживал взгляд Горго. В ее больших темно-синих очах сквозила непреклонная воля. Вряд ли Горго станет покорной игрушкой в руках мужчины.

«Любовь заставляет женщину быть податливой, — успокаивал себя Леарх. — Судя по всему, Горго очень сильно увлечена мною!»

Следующая встреча Леарха с Горго должна была состояться завтра вечером. И опять в доме Дафны.

Из всех материнских подруг Леарху более всего была по душе рыжеволосая Меланфо. В свои тридцать семь лет Меланфо порой вела себя, как семнадцатилетняя девушка. Она имела некую врожденную молодость души. С Меланфо всегда было интересно общаться не только Леарху, но и Дафне, которая кое-что утаивала от своей строгой матери, но не имела тайн от Меланфо.

В это утро Меланфо пришла к Астидамии, чтобы пожаловаться ей на гармосина Тимона, который поступил с нею очень некрасиво.

— Вчера негодяй Тимон пригласил меня в храм Геры, — молвила Меланфо Астидамии, не догадываясь, что притаившийся за дверной занавеской Леарх подслушивает их беседу. — Я-то полагала, что Тимон намерен включить меня в число тех женщин, которые в канун Нового года будут наряжать статую богини в праздничный пеплос, ведь это происходит по договоренности со жрецами. В храме Геры в присутствии жрецов Тимон вручил мне навощенную табличку, велев прочитать вслух написанное на ней. Я, глупая, взяла и прочитала. А там было написано: «Клянусь Герой, я выйду замуж за спартанца Эвридама, сына Аристомаха».

У Астидамии невольно вырвался возглас изумления.

— И впрямь, Тимон поступил очень коварно, — сказала она. — Хитрец заставил тебя произнести клятву в храме Геры, да еще при жрецах! Я сочувствую тебе, Меланфо.

— Я пыталась убедить жрецов не воспринимать мою клятву всерьез или помочь мне избавиться от данного обещания, не оскорбляя при этом Геру, — продолжала жаловаться Меланфо, — но жрецы не стали меня слушать.

— Тимон наверняка подкупил жрецов, — заметила Астидамия. — Не ожидала я от него такого!

— Теперь мне придется выйти замуж за Эвридама, за этого страшного урода! — в отчаянии простонала Меланфо. — Что же делать? Как мне избежать этого замужества?

Заглянув в узкую щель между краем тяжелой ткани и дверным косяком, Леарх увидел, что его мать, обняв за плечи расстроенную Меланфо, что-то тихонько шепчет ей на ухо. Леарх, как ни прислушивался, не смог разобрать слов матери. Меланфо же как будто чуть-чуть повеселела.

«Эвридаму крупно повезет, если Меланфо станет его женой, — подумал Леарх. — Будь я постарше лет эдак на пятнадцать, от Меланфо и я бы тогда не отказался!»

Познав сладость любовных утех, Леарх стал невольно подмечать во всех женщинах то сокровенное, что пробуждает в мужчинах плотские желания.

Первый супруг Меланфо умер от ран пять лет тому назад. У Меланфо имелись две дочери, которые недавно обе вышли замуж. Родня Меланфо очень надеялась, что та выйдет замуж за своего деверя, тоже вдовца. Наверно, так и случилось бы, если бы мужнин брат не погиб в сражении с аргосцами.

Вторая встреча Леарха с царицей Горго произошла не ночью, а вечером.

Сумерки только-только окутали Спарту. Было очень тепло и безветренно. Скрывшееся за горами солнце окрасило небосклон на западе розоватым сиянием.

Горго, Дафна и Леарх расположились во внутреннем дворике. Сидя на стульях, они любовались закатным небом и вели неторопливую беседу, перескакивая с одной темы на другую, но неизменно возвращаясь к Немейским играм, которые должны были состояться зимой. Дафна и Горго очень надеялись, что Леарх и на Немейских состязаниях получит венок победителя.

Горго расспрашивала Леарха о том, устраивают ли его приставленные к нему педономы, не испытывает ли он нужды в чем-либо. Леарх постоянно ловил себя на мысли, что материнские наставления о первенстве воспринимаются им как некий сыновний долг, не выполнить который он не имеет права. Горго же, не говоря возвышенных слов, в течение короткой беседы повлияла на Леарха таким образом, что не думать о своей победе в Немее он уже просто не мог. В Леархе вдруг проснулось такое сильное желание стать победителем на Немейских играх, словно от этого зависело существование Спарты!