Комиссар отдернул руку.

— Это что за штука? — спросил Корбек.

— Не думаю, что кому-то из нас действитель­но хочется это узнать, — ответил Гаунт. — Вражеская святыня, какая-то нечистая реликвия… Что бы это ни было, оно очень ценно для этих выродков. До того ценно, что они были готовы защищать это до послед­него.

— Тот слокийский полковник уверял, что есть не­кая причина их упорного сопротивления,— добавил Корбек. — Возможно, они надеются, что подоспеет под­крепление и поможет им спасти эту штуку?

— Давайте отнимем у них надежду. Приказываю организованно отступить с этой позиции обратно к сте­не. Всем бойцам оставить здесь свои взрывпакеты. Ро­ун, собери их и соедини в цепь. Ты, кажется, неплохо управляешься со взрывчаткой.

В течение нескольких минут Призраки отступили. Опустившись на колени, Роун соединил детонаторы не­больших, но мощных противопехотных зарядов в еди­ную цепь. Гаунт приглядывал за ним и за входом.

— Заканчивай, Роун. У нас осталось мало времени. Противник не оставит это место пустым надолго.

— Почти готово, — отозвался Роун. — Проверьте дверь, сэр. Мне кажется, я что-то слышал.

Обращение «сэр» должно было насторожить его. Стоило Гаунту отвернуться, как Роун поднялся и с силой ударил его кулаком в затылок. Оглушенный ко­миссар упал, и Роун отпихнул его к взрывпакетам.

— Подходящее место смерти для такого ублюдка, как ты, Создающий Призраков, — прошептал танитец, — здесь, среди гнили и крыс. Как печально, что храбрый комиссар не выжил, но сектантов было так много…

Роун вынул лазпистолет и поднес к голове Гаунта.

Внезапный удар ногой свалил Роуна. Перекатив­шись, комиссар навалился на гвардейца, нанося один удар за другим. Рот майора наполнился кровью.

Роун пытался отбиваться, но Гаунт был слишком силен. Танитец боялся, что удары комиссара вот-вот переломят его шею. Он безвольно обмяк в пыли.

Встав на ноги, Гаунт проверил счетчик времени. Уже меньше двух минут. Пора уходить.

Гаунт развернулся. И увидел приближающихся во­инов Хаоса.

Взрыв поднял в небо настолько высокий столб гря­зи и пламени, что его можно было наблюдать из гвар­дейских окопов по всей мертвой зоне. Через шесть ми­нут орудия противника остановили обстрел и замолк­ли. А потом прекратился и всякий огонь со стороны вражеских окопов.

Подразделения Гвардии двинулись вперед, поначалу с осторожностью. Они обнаружили на позициях только мертвых сектантов. Все они, как один, убили себя, слов­но в ответ на некую страшную потерю. В финале своего рапорта о победе на Черном Осколке генерал Хадрак заключил, что уничтожение артефакта Хаоса, состав­лявшего весь смысл обороны сектантов, лишило про­тивника воли и желания к дальнейшему сопротивле­нию. Хадрак также отметил, что значительную роль в победе сыграл только что сформированный Первый Танитский полк, входивший в его группировку войск. Бу­дучи главнокомандующим операцией на Черном Оскол­ке, генерал Хадрак получил все почести за победу. Тем не менее он великодушно отметил успех Призраков Га­унта, дав высокую оценку их способностям разведчиков и диверсантов.

Полковник-комиссар Гаунт, получивший ранения в живот и плечо, возвратился из мертвой зоны через двадцать минут после взрыва. Приняв от санитарных команд первую помощь, он вернулся на борт свое­го фрегата. Он мог бы покинуть вражеские позиции быстрее, если бы не был вынужден нести на себе тело одного из своих офицеров, потерявшего сознание, — майора Роуна.

Превозмогая заглушенную медикаментами боль, Га­унт миновал спусковой люк транспортного корабля и направился к грузовому отделению. Здесь размещались девять сотен танитцев. Все они оторвались от своих тренировок, и Гаунт услышал только тишину, вызван­ную своим появлением.

— Ваша первая кровь, — произнес он. — Первая кровь за Танит. Первый удар вашего возмездия. Про­чувствуйте его.

Корбек, стоявший рядом с ним, начал аплодиро­вать. Гвардейцы вокруг подхватили — все сильнее и сильнее, пока отсек не содрогнулся от мощи аплоди­сментов.

Гаунт окинул взглядом толпу. Возможно, у них все же было будущее. Полк, достойный командования, сла­ва, к которой стоит стремиться.

Комиссар поискал в толпе майора Роуна. Их взгля­ды встретились. Танитец не аплодировал.

Это заставило Гаунта рассмеяться. Он повернулся к Майло и указал на танитскую волынку в руках адъю­танта.

— Вот теперь ты можешь сыграть что-нибудь, — сказал он.

В свете утра Гаунт шагал вдоль линии окопов. Вонь джунглей Монтакса забивалась в ноздри, вызывая тош­ноту. Вокруг голые по пояс танитцы, копавшиеся в жидкой грязи и наполнявшие все новые мешки, отры­вались от шанцевых инструментов, чтобы ответить на приветствие командира. Некоторые обменивались с ним парой фраз или осторожно расспрашивали о предстоя­щей битве.

Гаунт старался отвечать как можно увереннее. Как комиссар, отвечающий за поддержание боевого духа и пропаганду, он мог бы выдать какую-нибудь краси­вую, помпезную фразу. Но как полковник, он чув­ствовал ответственность перед людьми за правду в сво­их словах.

А правда в том, что он и сам толком не знал, чего ожидать. Он знал, что сражение обещает быть жесто­ким, но комиссарская его часть не позволяла высказывать это вслух. Гаунт говорил о мужестве и славе в обобщенной, возвышенной манере, мягко и одновре­менно уверенно. Так, как учил его комиссар-генерал Октар все те годы, пока он служил при нем зеленым кадетом в Гирканском полку. «Побереги вопли и окри­ки для битвы, Ибрам. А до того момента воодушевляй своих солдат незаметно. Просто держись так, будто нет ни малейшего повода для беспокойства».

Комиссар Гаунт гордился тем, что не только знал всех солдат поименно, но и кое-что о каждом. Понят­ный только «своим» анекдот — здесь, общие интересы там. Таков был проверенный и безотказный метод Октара, пусть Император хранит покой его души все эти долгие годы. Гаунт старался запоминать каждое перема­занное грязью лицо, которое он видел по дороге. Ко­миссар знал, что его душа будет обречена в тот самый момент, когда ему скажут, что рядовой такой-то погиб, а он даже не сможет вспомнить его лица. «Мертвецы всегда будут преследовать тебя, — говорил ему Октар. — Так что позаботься, чтобы призраки были дружелюб­ны». Если бы только Октар мог знать, насколько бук­вальным окажется смысл его напутствия…

Гаунт остановился на берегу дренажного канала и улыбнулся собственным воспоминаниям. Неподалеку несколько солдат устроили импровизированный фут­бол, гоняя набитый и скатанный в шар мешок. «Мяч» отлетел в сторону Гаунта, и тот послал его обратно, подцепив носом сапога. Пусть веселятся, пока могут. Сколько из них выживет, чтобы сыграть завтрашнюю игру?

Действительно, сколько? Потери казались беско­нечными. Одни — оправданные, другие — ужасные, третьи — откровенно ненужные. Воспоминания пре­следовали его в эти долгие часы ожидания. Комиссару оставалось лишь молиться Императору, чтобы потери храбрых простых солдат не были так велики, так то­тальны и так бессмысленны, как год назад, в тот день на Вольтеманде…