— Куда ставить, Веньямин Петрович? К вам на стол или на тот, что у окна?

— Давай сюда, Анют, — районный в очередной раз переложил папку. — Прям сюда и ставь.

«Интересно, это Чеботарёв специально так идиотски вырядил свою секретутку, — подумал Швейцарец. — Красная косынка, кожанка… ей бы ещё кобуру от „маузера“ на бок да отучить бёдрами вихлять на каждом шагу — и будет не Анюта, а почти настоящая Анка-пулемётчица. Верная подруга партийного вождя… верная… десять минут назад, в приёмной, она, уверен, была готова прямо на своей пишмашинке разложиться. „Ах-х, вы и в самом деле тот самый, о котором все столько говорят?“

Павлиниха. И голосок у неё подходящий — хотя, наверное, это ей тоже Чеботарёв подсказал: что «хрипло» является синонимом «томно».

Тысячу раз был прав Старик, когда утверждал, что бабы делятся на два вида: умные стервы и глупые бляди! Впрочем, Старик всегда прав!

Сашка

В общем, нельзя сказать, что слазили мы в тот раз совсем уж неудачно. Два «калаша» и пулемёт из колпака в состоянии, правда, не шибко идеальном, из-за чего и цена на них была назначена соответствующая, — но, положа патрон в патронник, бывало и хуже. Три дня туда, три дня обратно, да сам остров — всего неделя, а, помню, в позатом году мы как-то месяца полтора впустую проболтались. Искали заброшенный продсклад, не нашли, зато наткнулись на каких-то полоумных сектантов и с ними ещё набегались — сначала от них, потом за ними, потому как не оставлять же недобитков. Как вспомню, до сих пор обидно — почти сотню патронов на них извели, а взяли два старых ружья, ржавый «наган», ну и чего-то по мелочи… сплошной убыток, короче говоря. Хорошо, ближе к осени удачное дельце подвернулось, Наум-Картошка дальнюю экспедицию затеял, а как бы мы зиму перетянули… не знаю. Здесь, на Западе, с этим просто — или за стенами отсиживаешься, или орхидеи удобряешь. А за стену, понятное дело, кого попало не пускают — если не звенит у тебя в заветном кошеле круглым да жёлтым. И никак иначе, отработкой тут шиш расплатишься — дерьмо выгребать за конуру с похлёбкой и то… конкурс, в три-четыре рыла на миску.

В этом году, что ни говори, а дела повеселее идут. Пол-лета ещё на подходе, а у нас, считай, две трети зимних уже набралось. Если и дальше в том же темпе отстреливаться будем, может, и ствол новый для меня раньше выйдет, чем думали, и даже отложить чего получится.

Такие вот у меня мысли бродили. В тот самый день, с утра. Кто ж мог сказать, что уже буквально через несколько часов жизнь так провернётся, что за планы эти мои сплюснутой гильзы никто не даст! И-эх! Знал бы, как ветер дунет, — поправочку бы внёс, а так…

Мы шли по базару — Айсману стукнуло вдруг в башку, что ему непременно нужна новая куртка. Причём непременно из бармаглота. Спору нет, на ощупь штука приятная — по себе знаю, был у меня как-то лоскут этой кожи в качестве тряпки для протирки, — но ведь за стенами её разве что самоубийца наденет. В отличие от старой Серёгиной куртки, которая хоть и выглядит, словно её полосатый гиппо дня три жевал, но зато Макаркину пулю с пяти метров удержала. Вещь! Крокодилы благодаря этой шкуре уж какую сотню миллионов лет живут без всяких там видоизменений. Динозавров пережили, людей переживают и бармаглотов тоже наверняка переживут. Тем более что и зубов у крокодилов больше, не очень, но больше. Это вам не какая-то жертва мутации!

К тому же середина лета — время года для бармаглотов не то чтобы удачное, а совсем наоборот. Сейчас они кто на север откочевал, кто в спячку залёг. Из нор полезут лишь поздней осенью. У шатунов же, как правило, шкура такая облезлая, что с ней никто и не заморачивается.

Но Серёге стукнуло, а когда ему вот так чего ударяет — разрывной не вышибешь! Спасибо ещё, что к портному не потащился, хоть на это ума хватило. Там бы сделали в лучшем виде, только чтобы оплатить её, пришлось бы с самого Шемяки кожу содрать, да и с меня тоже… верхний слой, тонкой стружкой.

Базар в этот день был один из самых больших на моей памяти. Только палаток сотни две, да ещё столы под навесами. Ну и толпа на пару-тройку тысяч рыл. Пустыря, само собой, не хватило, и хозяевам пришлось в ударном темпе отгораживать частоколом здоровенный кусок пастбища, что на упорядоченности торгового процесса сказалось отнюдь не благоприятно. В том смысле, что и раньше на здешнем базаре чёрт мог запросто оба копыта сломать и левый рог в придачу, прежде чем что-либо нужное отыщется. А теперь…

Не-е, всё-таки правильно нам тогда с Айсманом дед Павел сказал: «Такие, как мы, — мизантропы по натуре!» А уж когда толпа людей, да ещё на ограниченном пространстве… шум, сутолока, пылиша, мельтешня… у меня от таких вещей чувство, словно ствольная коробка вот-вот трещинами пойдёт. Так бы взял да полоснул длинно, на весь рожок, — сразу б небось тихо стало, спокойно…

Серёга моего пакостного настроя не замечал. Или делал вид, что не замечает. Шёл вразвалочку, не торопясь, задерживаясь чуть ли не у каждого прилавка, хотя, чтобы определить наличие-отсутствие искомого, то есть куртки, хватило бы одного беглого взгляда. Не заметить выделанную бармаглотовку — на такой подвиг, по-моему, разве что дальтоник способен.

Ну, в особо тяжёлых, точнее, в особо идиотски-бессистемно разложенных случаях, так и быть, не взгляда — одного вопроса торгашу.

В результате этого улиточного марша три ряда, отведённых для торговцев шмотьём, которые по-хорошему можно было пробежать минут за пятнадцать максимум, одолевали мы с ним час. Битый, тот самый, за который двух небитых дают. По крайней мере, я ощущал себя так, словно по мне весь этот час кувалдой постукивали — вполсилы, но с оттяжечкой, так, чтобы звон долго не затихал.

Подходящей куртки не было. Как я и ожидал. Было с полдюжины ношеных, но те, что подходили Серёге по габаритам, выглядели далеко не на сто два процента, а уж цену за них ломили — у меня чуть магазин не вывалился, когда услышал. Жадность жадностью, я и сам, чего греха таить, иной раз очередь обрезаю раньше, чем стоило б, но эти рыла, похоже, совесть и ум на оптимизм променяли. Причём безудержный и безграничный. Хотел бы взглянуть через прицел на того уникума, который эти обноски купит… только сдаётся мне, что без консервационнои смазки не дождаться чуда эдакого.

Шемякино упрямство, впрочем, тоже вполне заслуживало пары ласковых… эпитетов. Убедившись, что нужной ему тряпки в шмоточных рядах нет, он не развернулся и не направился обратно на постоялый двор, а выхлебал кружку ледяного кваса и продолжил своё прочёсывание базара дальше. Причём всё в том же сонно-мушином ритме.

Мне в тот момент очень захотелось соскользнуть с плеча и садануть этого ишака ребром приклада по колену — когда я злюсь, у меня этот фокус хорошо получается, а злился я так, что, казалось, смазка вот-вот закипит. Но Айсману повезло, причём дважды: сначала я отвлёкся на пару очень симпатичных накладочек на рукоятку, а около следующего прилавка мы нос к носу столкнулись с Коляном.

Колян, как обычно, стволом вниз висел на правом плече Евграфыча — он по части стрелка такой же однолюб, как и я, и так же считает, что от добра бобра не ищут, слишком велик шанс на козла напороться. И коль уж попал к человеку, у которого руки не из задницы растут и должный уход обеспечивают, то человека такого надо любить, холить и лелеять. А дураки, которые думали по-иному: что, мол, жалеть о человечишках, я железный, он из плоти, чуть оцарапался — кровь ручьём, а там и гангрена с могилой. Сегодня один, завтра другой — расходный материал, вроде патронов… мясо! Ну и где теперь эти «умники» в подавляющем большинстве своём?! В земле… сломанные, изъеденные ржой… а то и в горн, на переплавку — чего зря металлу пропадать.