— Ты уверена, что он будет его носить?

— Я найду для этого нужные слова, жрец. Делай свое дело, а я сделаю свое.

— Придешь завтра ночью — он будет готов.

— Это будет особый яд? — опасливо спросила Опия, не представляя, как можно отравить через вещь, а не через кровь.

— Нет. Проклятие действует не хуже яда, хоть и гораздо медленнее. Мы видимся с тобой в последний раз. Запомни — наши судьбы крепко связаны. После того как я сойду в Нижний мир, и тебе недолго быть в этом мире. Так что поспеши — мы еще можем повлиять на наши судьбы!

Теперь, после расправы Скила над Матасием и ночного разговора, Опия пожалела, что не прибегла к яду, — ведь еще неизвестно, когда сработает проклятие, наложенное жрецом. Она отыскала лекиф, некогда подаренный Матасием, решив пустить его в ход при следующей встрече со Скилом. Днем она узнала, что Скил уехал, желая посетить дальние кочевья, но не сомневалась, что тот поехал в Ольвию, на встречу с Иридой.

В богатом доме архонта Фоаса в полном составе собрался Совет семи, что происходило в исключительных случаях. Причиной тому был приезд из Пантикапея тайного посла тирана Астинакса — молодого фракийца Спартока. Несмотря на то, что Пантикапей, как и Ольвию, основали выходцы из Милета, города соперничали и даже противостояли друг другу. Особенно усилилось это противостояние, когда Пантикапей, став во главе симмахии — добровольного союза городов, в итоге образовал Боспорское царство с тиранической и династической властью Археанактидов. Члены совета Ольвии не без оснований опасались, что если бы не огромное расстояние, разделяющее их, то Пантикапей распространил бы свою власть и на них, как ранее произошло с городами Тиритака, Мирмекий, Порфимий и даже с Феодосией.

Самый богатый и уважаемый член Совета, торговец зерном и вином Алкмаон, пренебрежительно окинул взглядом молодого фракийца и зычно приказал:

— Рассказывай, зачем ты нас собрал, но не утомляй длинными речами — у нас есть дела и поважнее.

— Тиран Астинакс желает вам здравия, удачной торговли и приумножения богатства! — начал Спарток свою речь.

Алкмаон, запрокинув голову, громко расхохотался, другие члены Совета последовали его примеру, за исключением Фоаса, у которого было напряженное и хмурое лицо.

— Астинакс желает нам удачной торговли и приумножения богатства? Нам?! — грохотал, все еще смеясь, Алкмаон, явно смакуя услышанные пожелания.

Молодой фракиец, выделяющийся своей статной фигурой и приятной внешностью среди разнеженных и толстых греков, не смутился подобному приему, а, наоборот, сам заулыбался:

— Рад, что слова Астинакса упали на благодатную почву и принесли вам хорошее настроение. К сожалению, то, о чем буду говорить дальше, вряд ли поспособствует веселью…

— О чем же ты хочешь говорить? — закудахтал, давясь смехом, Гиппатион, владелец многих гончарных и ювелирных мастерских.

— О Скиле — базилевсе племен варваров-скифов. О том, кому вы ежегодно платите большую дань, кто посадил у вас в городе своего наместника, через которого передает свои указания вам — высокоуважаемому Совету. О том, кто чеканит свою монету и этим уже забрал у города часть доходов. Кто поддерживает в противовес вам Никонию, превращая ее в город варваров. — Спарток повернулся лицом к Фоасу. — О том, кто берет ваших дочерей себе в наложницы! Еще продолжить?!

Как и ожидал Спарток, смех мгновенно смолк — в самом деле, Скил с каждым годом увеличивал дань, и доходы богатых горожан падали. Каждое его появление в городе было чревато новшествами, он даже сунул свой нос в их торговые дела, и хорошо еще, что его помощник, предатель грек Эвней, умер в прошлом году — с тех пор он немного приутих.

— Тиран Астинакс узнал, что Скил в будущем году собирается к нему в гости со своей армией, и забеспокоился — отсюда и забота о наших делах, — желчно произнес Идоменей, имевший самое большое количество рыболовных суден и засольные цеха.

— Совершенно верно, — и не подумал возразить Спарток. — У каждого из нас имеются проблемы, но все они исходят от одного человека. Почему бы нам не объединиться и сообща не решить проблему, имя которой Скил?

— Астинакс пришлет сюда свое войско? — ядовито поинтересовался Алкмаон.

— Никакой войны! — испуганно воскликнул Гиппатион, оглядываясь по сторонам, и, увидев, что невольницы несут к столу блюда со сладостями, махнул рукой, чтобы они убрались вон. — Пусть Астинакс решает свои проблемы на своей земле, а мы тут как-то справимся со своими.

— Астинакс не предлагает нам участвовать в войне или в чем-то подобном, — подал голос Фоас. — От нас требуется лишь поспособствовать его послу — Спартоку, который имеет план, как устранить Скила.

— Царя варваров повсюду сопровождают телохранители, и к нему не подобраться, — быстро сообразил, в чем проблема, Идоменей. — Но перед тем, как войти в Ольвию, он оставляет охрану и здесь находится один.

— Убить Скила в Ольвии?! — испугался Гиппатион. — Да скифы камня на камне не оставят от нашего города! Это безумие и верная смерть!

— Никто не собирается убивать Скила, — вкрадчиво произнес Спарток. — Это сделают сами скифы. Есть план, который помог разработать уважаемый Фоас, обрисовав мне здешнюю обстановку. От вас, уважаемые члены Совета семи, требуется лишь одно — не мешать.

— Если у этого фракийца Спартока слова не расходятся с делом, он очень далеко пойдет, — уважительно шепнул Алкмаон своему соседу Идоменею.

* * *

Ольвия раскинулась на двух террасах и делилась на Верхний и Нижний город. Со всех сторон она была окружена каменной оборонительной стеной с башнями, а в южной части находилось внутреннее укрепление — цитадель, крепость в крепости. Ольвия поражала Скила каменными домами, объединенными в прямоугольные кварталы, прямыми как стрела, мощенными камнем улицами. В центре Верхнего города находилась торговая площадь — агора, на которой проходили народные собрания и выборы Совета семи, осуществлявшего верховную власть, назначавшего архонта для управления городом, а на случай военных действий — стратега. В народных собраниях участвовали лишь граждане города, к которым не относились женщины, инородцы — горожане негреческого происхождения — и рабы.

В Нижнем городе располагались ремесленные кварталы и порт, хотя и там были дома богатых горожан. В обе части города подавалась чистая питьевая вода из колодцев и источников, и был предусмотрен отвод сточных вод. Богатство и красота Ольвии восхищали Скила, и он стремился по этому подобию обустроить Никонию, выделяя на это средства, мечтая сделать ее в будущем скифо-эллинским городом, столицей своего царства. Но пока лишь отдельные скифы обзавелись там домами, да и те большую часть времени пустовали.

Скил в радостном нетерпении подъезжал к Ольвии, жаждая скорее увидеть Ириду. До нее он и представить не мог, что способен так желать женщину, хотя это порой заслоняло ему весь белый свет. Даже в походе, когда его должны были занимать лишь воинские дела, ночами в кибитке он вспоминал ее ласки и долго не мог заснуть. Власть царя Скила распространялась на многие народы, но сам он был сражен чарами красавицы гречанки, чья власть над ним становилась все сильнее.