его на прогулку. Но сегодня со временем просто затык — удружила болтливая подружка — так что псу ничего не светит.

Подхватив сумочку, Лариса заперла дверь и через три минуты уже сидела в своем «Мерседесе».

«Ну, с Богом», — пожелала она себе и тронулась с места.

Через полчаса Лара была в офисе «Калинки». По правилам хорошего тона женщине позволительно опоздать на семь минут. Правда, это деловые переговоры, а не любовное свидание, и задержалась Лара не на семь, а на десять минут, но партнеры отнеслись с пониманием. Ездить по Москве стало очень трудно, везде пробки, никогда не угадаешь, где застрянешь.

Лариса в темпе провела переговоры и в половине первого подъехала к институту «Скорой помощи», которую в просторечии все именовали «Склифом». Алла была уже там. Как всегда, коммуникабельная подруга быстро договорилась с охранниками, и им разрешили въехать на территорию больницы. Припарковав свои машины и поставив на сигнализацию, подруги вошли в здание. Поднимаясь по лестнице на третий этаж, Лара успела спросить:

— Алка, а с чего ты примчалась к Натке, как угорелая? Мы ведь даже не подруги, почти не общаемся. Ни я, ни ты её никогда особенно не жаловали.

— Да она таким жалобным голосом просила прийти, что я не могла отказать. Сама хорошо помню, как валялась на больничной койке, любому посетителю радовалась. С утра ждешь врачебного обхода, чтобы перекинуться словом. С больными-то разговаривать — одна тоска, все талдычат про свои болячки, неустойчивый стул и плохие анализы. Потом с нетерпением ждешь, когда кто-то навестит, а время тянется, как резиновое.

Подруга перенесла три тяжелых операции. Лариса всегда была рядом. Про то время вспоминать тяжело… Видеть, как Алку везут из операционной с запрокинутым сине-белым лицом… А потом отход после наркоза в реанимационной палате. Алка с закушенной губой, когда её везли на перевязку — шов нагноился. Когда её привозили с перевязки, та материлась. С тех больницы подруга ненавидит.

— Тут и врагу обрадуешься — все ж новая рожа, — продолжала Алла. — У меня-то друзей-приятелей вагон с большой тачкой, да и то я в больнице смертельно скучала, а у Натки друзей нет. Так что только мы с тобой можем проявить альтруизм, от нас ведь не убудет, верно?

Действительно, Наташа, их бывшая одноклассница, сменив несколько мужей и несчетное количество любовников и сожителей, по сути была одинокой. Где они все сейчас? Ее отец — пьяница, мать — замученная жизнью женщина, а мужчины использовали Натку лишь как подстилку.

Открыв дверь в отделение, Алла втянула воздух и тут же с отвращением сморщила нос. Типичный больничный запах оживил её воспоминания. В отделении пахло как во всех старых больницах, где много тяжелых больных. Непроветриваемые палаты, в которых лежат несколько человек, запах затхлости и многих немытых тел, пропахшего потом постельного белья, неубираемых суден, туалета, смешанный со специфическим запахом лекарств.

— Зараза! Ненавижу эти богадельни! — шепотом выругалась она. — Здесь смердит горем, болезнью, унынием и смертью.

Лариса лишь пожала плечами. Что делать?! Наша медицина всегда была падчерицей бюджета. Ведь в конечном итоге все упирается в деньги. Если бы чиновники их не разворовывали, это отделение можно было бы превратить в конфетку. Конечно, лежать пластом в любой больнице тягостно, но одно дело находиться в душной палате среди десятка таких же страдающих больных, когда одних храпит, другой не спит и стонет, третий идет в туалет, к четвертому приходит медсестра делать уколы, — и совсем другое — в чистой отдельной палате. Сколько высокопарных слов о бедственном положении нашего здравоохранения, а толку ни на грош. Ведь те, кто произносят красивые слова с высоких трибун, сами лечатся в других больницах.

Неунывающая Алла легко переключилась со своих воспоминаний и занялась делом. Быстро договорилась с персоналом — деньги, как известно, открывают почти все двери. Хотя время для посещений было неурочное, подругам выдали халаты и провели в палату, где лежала пострадавшая.

Бедная Наташа! В убогой больничной обстановке она уже не выглядела милашкой. Раньше казалась почти девчонкой, — огромные, широко распахнутые глаза, взиравшие на мир и мужчин с наивностью простушки, яркие пухлые, всегда полуоткрытые губы, готовность всему верить и изумляться, — а теперь постарела на десяток лет. Без косметики лицо казалось полинявшим. Ее пышные волосы были туго стянуты косынкой, а без белокурого ореола явственно обозначились и морщинки, и тени под глазами, и отеки. Бледные губы плотно сжаты, на лице страдальческое и одновременно отрешенное выражение, веки сомкнуты. Она даже не открыла глаза на скрип двери.

Подруги остановились в растерянности.

— Давай не будем её беспокоить, — шепнула Лариса. — Положим передачу на тумбочку и тихо уйдем. Натке сейчас не до разговоров.

Стараясь не цокать каблуками, подруги на цыпочках приблизились к кровати, но тут Наташа открыла глаза и еле слышно прошептала:

— Здравствуйте, девочки.

— Привет, болезная, — так же шепотом отозвалась Алла. — Как это тебя так угораздило? Пьяная, что ли, за руль уселась?

— Не знаю, девочки, — вздохнула Ната. — Ничего не помню. Голова просто на части раскалывается. Распирает и изнутри на глаза давит. Ничего не соображаю, ни о чем не могу думать.

— Ладно, не напрягай мозги, — грубовато-ласково оборвала её Алла. — Они у тебя и в здоровом состоянии не очень приспособлены к думанью, а сейчас и подавно.

— Намочите мне полотенце, — жалобным голоском попросила Ната.

Лариса сняла со спинки кровати вафельное полотенце, намочила его в умывальнике и положила больной на лоб. На фоне белого полотенца лицо той казалось серым. У Лары сжалось сердце. Натка выглядела такой несчастной… Потерянная, несчастная девочка, а не искушенная в плотских утехах тридцатипятилетняя женщина…

Издав протяжный вздох-стон, та утомленно прикрыла глаза. Голова медленно перекатилась по подушке, лицо снова застыло в страдальческой гримасе.

— Пошли, — прошептала Алла. — Пусть поспит. Она уже от десяти слов выдохлась. Совсем плохая.

Подруги вышли, тихо прикрыв за собой дверь. Сидевшая за стойкой медсестра поднялась им навстречу.

— Вас просил зайти заведующий отделением, — она показала в конец коридора. — Вон его кабинет, на двери табличка.

— Давай зайдем, пусть прояснит ситуацию, что у Натки с головой, — прошептала Алла.

Лара кивнула, и они направились к кабинету заведующего. Постучав и услышав: «Войдите!» — Алла открыла дверь. Сидевший за столом моложавый мужчина, увидев их, привстал и сделал приглашающий жест.

— Здравствуйте. Проходите, пожалуйста, и присаживайтесь. Меня зовут Виктором Павловичем.

Подруги сели напротив стола и тоже представились.

«Типичная внешность хирурга», — думала Лара, с симпатией разглядывая врача.

Чуть усталый, но острый, внимательный взгляд, выражение лица много повидавшего человека, твердая линия рта, решительный подбородок, сильные, красивые руки.

«Что это