– Записывай все внимательно, – поучает Дженна, – а когда я вернусь, расскажешь все самое интересное.

Порываюсь заметить, что самым интересным станет поданный обед и прощание, но удерживаю рот на замке.

На следующий день подруга уезжает, а между нами все еще ощущается некое напряжение. Никто из нас не желает вспоминать произошедшее на книжном фестивале и ссору, которая словно вампир, продолжающий дремать под крышкой незаколоченного гроба; так что мы это не обсуждаем.

Если Уильямсы и заметили нашу необщительность на пути в аэропорт, то решили просто промолчать. Возможно, они считают, что мы устали после поездки в Калифорнию, ведь подруга не рассказала им про нашу драму, связанную с Эндсли.

Обняв Дженну, немного ослабляю хватку, передавая эстафету прощаниям и наполняющим мою душу беспокойству и негодованию.

– Ты мой должник, – шепчу ей на ухо. – Ну, из-за Эндсли. Поэтому, чтобы загладить вину, привези мне горца в килте.

Она фыркает, но не разжимает объятия.

– Я еду в Ирландию, а не Шотландию.

– Я знаю, но до нее на пароме всего пара часов, так ведь? Уверена, что денек ты сможешь выделить.

Дженна крепче стискивает меня, а я, следуя примеру подруги, слегка поглаживаю ее по спине. Сейчас моя шутка про поездку в Шотландию выступает завуалированным эквивалентом прощения. Что ни говори, прошло всего два дня с того момента, когда я должна была находиться в одном помещении с Н. Е. Эндсли.

– Ладно, – соглашается Дженна, и в ее теплом голосе слышится смех, – но если мне встретятся магические менгиры, которые перенесут меня во времени, то я не буду даже пытаться вернуться обратно.

– Ладно, – разрешаю я, – библиотека в твоем распоряжении.

– Хорошо.

И подруга начинает хохотать. Этот искрящийся смех можно услышать очень редко и исключительно по особой причине. Рядом проходит мужчина и, услышав ее, спотыкается о свой чемодан.

– Ладно, – заканчиваю я, – иди, пока меня не вырвало от твоих дурацких духов.

И миг спустя Дженна исчезает.

Меньше чем через неделю я понимаю, что книги врут, потому что мне звонит мама Дженны. Ее дочь мертва.

– Авария, – поясняет она. – Столкновение с машиной, которая рванула на красный свет.

– Как? – спрашиваю я, в панике и еще не осознавая случившегося.

– Не знаю, – отвечает она.

– Но она же в Ирландии.

Была. И вот спустя долю секунды Дженна была, а не есть.

Ее мама, не переводя дыхание, продолжает рассказывать. Таким особым адвокатским, деловым тоном она обычно говорит с клиентами по телефону или с мистером Уильямсом, когда тот в День благодарения разрезает индейку на слишком толстые куски.

– Амелия, ты произнесешь речь? Ну, на похоронах?

Безусловно, я соглашаюсь. Однако в день погребения встаю перед скорбящими, которые только что спели псалом, восхваляющий Дженну и ее «воссоединение с Создателем», и теряю над собой контроль. Мысли заполняют воспоминания о связанных с ней событиях, отчего я заливаю слезами все вокруг: трибуну, противные цветочные композиции, ее гроб.

Если бы происходящее требовалось запечатлеть на пленку, я бы вытянула из-под ее идиотского гроба крадущиеся тени. Тащила бы их, пока они не окутают угрюмые лица среди церковных скамей. И тогда бы в лучах света на снимке остались только я за тумбой и останки Дженны. «Частично выжившая» – вот как называлась бы эта фотография.

Только вот воображение отвлекает совсем ненадолго. В обращенных на меня взглядах отражаются жалость и душевная боль. Перед глазами проносятся наши совместные годы: очереди за писательскими автографами; проведенные за учебниками вечера, когда одна из нас слишком долго откладывала работу над исследовательскими проектами; уйма потраченного на совместное чтение времени. Память об этом и дурацких картинках, прикрепленных на стену в ее комнате, застывает комом в горле, а затем болезненно сжимает сердце.

В итоге пастор подходит ко мне, похлопывает по спине и уводит от микрофона, только вот мои всхлипы слышны и без искусственного усиления.

«Так нельзя, – думаю я. – Жизнь не повинуется сценарию, как же это нечестно… к такому я не готова».

Пока другие дети ожидали сову с письмом о приеме в Хогвартс или что шкаф откроет портал в фантастическую страну с говорящими животными и каменными столами, я предчувствовала неизбежность. Благодаря книгам я поняла лишь одно: жизнь может быть справедливой и несправедливой, честной и нечестной. Стоило отцу уйти из семьи, и мне показалось, что мир рухнул. Потом меня нашла Дженна, и судьба снова совершила невероятный кульбит, подарив мне столько тепла и радости.

Я ждала появления серьезных проблем, которые во всех романах начинаются в детстве, но всегда – всегда – исчезают в подростковом возрасте, уступая место долгой и счастливой жизни. Последнее несчастье должно было произойти до выпускного. Ведь плохое происходит либо в старшей школе, либо после сорока, когда у тебя появляются муж или жена, шесть детей, а на плечи давит копившееся десятилетиями разочарование.

Книги лгут. Жизнь не заканчивается, когда тебе исполняется восемнадцать или когда ты решаешь, что с тебя достаточно.

Жизни не бывает достаточно. И тебе не перестает грозить опасность.

Дженна считала, что ее книги должны быть свежими, чистыми и нетронутыми никем, кроме нее. Я же предпочитаю уже прочитанные томики, каждая страница которых хранит отдельную историю. Мне нравится представлять их в виде солдатиков, которые до того, как попасть ко мне, отслужили где-то еще. В истории положено переноситься, занимать ими душу и жить в них. Возможно, именно поэтому я часто одалживаю книги, в отличие от подруги, которая редко расставалась со своими.

Только вот теперь ее нет. Дженны не стало, и ее родители отписали мне ее библиотеку.

– Она бы хотела, чтобы ты сохранила их, – со слезами на глазах произносит мистер Уильямс. Через пару дней после того, как гроб с телом их дочери опустили в землю, они с женой решили навестить меня.

В мамином доме они появляются всего лишь во второй или третий раз и, сидя на краю моей односпальной кровати, выглядят смущенными.

Мистер Уильямс уговаривает меня провести оставшееся лето с ними, но я возражаю.

– Тебе не… тебе не нужно будет спать в кровати Дженны, – уговаривет он. – Мы поможем тебе всем, что в наших силах. Психотерапевты, репетиторы – все, что тебе понадобится; все, что ты захочешь.

– Я знаю, – отвечаю, потирая виски в надежде, что исчезнет головная боль, – знаю.

– Марк, – вступает мама Дженны резким и слегка осуждающим тоном, – она не хочет находиться в нашем доме.

Миссис Уильямс права. Мне становится трудно дышать от одной мысли, что со всех сторон меня будут окружать длинные коридоры их дома, украшенные не только фотографиями Дженны, но и моими.