– Ты взволнован. Почему бы тебе не сесть и не успокоиться? Я найду кого-нибудь, кто сможет тебе помочь…

И действительно, с чего бы волноваться? Его мать только что пропала. Но не стоило связываться со службой опеки, если та уже забыла и об Эфраиме, и о Мадлен.

– Я, должно быть, ошибся больницей, как вы и сказали. Просто ошибся, вот и все, – тут он вспомнил: – А можно мне спросить еще кое о чем? Тот мальчик, которого вчера сбил автобус. Вы выяснили, кто это был?

Миссис Моралес нахмурилась:

– Я ничего не знаю об аварии и в любом случае не стала бы разглашать личную информацию, даже если бы что-то знала. Это совершенно исключено. У меня нет времени на игры, – она отодвинула от себя клавиатуру, пластик заскрипел по металлической поверхности стола. Эфраиму показалось, что женщина его разыгрывала.

– Нет, вчера утром к вам поступило тело, похожее на меня. В его бумажнике нашли мою библиотечную карту. Там был целый пакет его вещей, я оставил их в маминой палате…

Миссис Моралес встала:

– Мистер Скотт, вы говорите какую-то чушь. Есть кто-нибудь, кому я могу позвонить, чтобы вас забрали?

– Забудьте, – он быстро ретировался.

Задержавшись у лифтов, Эфраим оглянулся.

Миссис Моралес обошла вокруг поста и теперь смотрела на него. Он не мог ее винить за это, прекрасно понимая, как звучала его история.

Единственным имеющимся у него доказательством оставалась монетка, вытащенная вчера из пластикового пакета в больнице.

Загадай желание и подбрось монетку, чтобы оно исполнилось.

Это просто невозможно. Монетки не исполняют желания. Но он пожелал, чтобы его мать не была в больнице, и теперь ее здесь нет. Причем, похоже, никогда и не было. А если так, то тогда провал в памяти миссис Моралес, как и у Натана в школе, легко объясним. Тогда почему медсестра не помнит погибшего парня? Тот не имел ничего общего с действиями Эфраима. Конечно, это вообще не имело значения, потому что желания не исполняются. По крайней мере не при помощи магии.

Эфраим сел в лифт, чтобы попасть вниз. Когда двери открылись, там стоял Майкл Гупал.

Выглядел он паршиво: порез над уже заплывшим левым глазом, по виску текла кровь, нижняя губа разбита, разорвана посередине.

– Что с тобой приключилось? – спросил Эфраим. Никто раньше не мог побить школьного хулигана.

Майкл поморгал здоровым глазом.

– Твой приятель Маккензи – просто псих.

– Что?

– Он меня отметелил по полной программе.

– Это Натан сделал?

Тот просто не был способен причинить кому-то такой урон, если не находился за рулем машины.

Майкл закашлялся. Звук был нехорошим.

– Ага. Я удивился больше всех.

– Когда я уходил из школы, это ты избивал его.

Если Натан наконец смог дать сдачи, то и хорошо, Эфраим не испытывал особого сочувствия к Гупалу. Как бы странно это ни выглядело, но, возможно, друг все спланировал, иначе с чего бы он так непонятно себя вел? Причем, судя по состоянию противника, вооружился ломом.

Майкл качнул головой, застонал.

– Я только встряхнул его немного. И засунул в шкафчик.

Ага. Фирменный приемчик. В старшей школе Натан был одним из немногих, кто еще туда влезал, но и он уже порядочно вырос, так что шуточки Гупала теперь были гораздо больнее.

– Ну, значит, все правильно, ты заслужил, – сказал Эфраим.

Здоровый глаз Гупала расширился.

– Я не знаю, как он выбрался из того шкафчика, но твой дружок ждал меня в машине.

– Ты уверен, что это был он?

– Я бил эту рожу с первого класса, я ее везде узнаю.

– Именно тогда он тебя избил?

– Он был сильным. И знал, как надо драться. Его словно подменили. Он был злой, очень злой. И вдобавок еще и кирпичом мне все фары разбил, козел.

Кирпичом. Это многое объясняло.

Но тот Натан, которого знал Эфраим, так никогда бы не поступил.

– Потом этот урод меня сфотографировал, – сказал Майкл.

А вот это вполне в стиле Натана. Он никогда бы не оставил такую победу без свидетельств.

Майкл сказал, что Натан был другим. От этой мысли Эфраим вздрогнул. А что, если где-то там ходил парень, который только выглядел как его лучший друг? Лежал же в морге кто-то, похожий на Эфраима. Но навряд ли Майкл мог спутать Натана с двойником, он же видел его вплотную несколько минут; должно быть другое объяснение, попроще. Натан просто устал от побоев. Десять лет терпел в конце-то концов.

Майкл схватил Эфраима за плечо, но его обычно железная хватка оказалась слабой.

– Слушай, – сказал Майкл. – Не трепись об этом или пожалеешь.

– Конечно, Майкл. О твоем тайном позоре не узнает никто.

Эфраим впервые пожалел, что у него нет блога, иначе сейчас бы раструбил о позоре Гупала по всему Интернету. Оставалось надеяться, что Натан сделал хорошие снимки. Ими можно будет шантажировать Майкла до самого конца школы.

– Просто присматривай за своим другом. Он только выглядит таким жалким, – сказал громила.

– Я знаю.

Майкл уставился на собеседника, затем повернулся и ввалился в пустой лифт. Эфраим ухмыльнулся. Надо будет спросить Натана, как он это проделал.

Он в который раз пожалел, что у него нет мобильника. Он мог бы купить его, если бы чаще подрабатывал в супермаркете, но, даже когда заводились деньги, они вечно уходили на домашние хлопоты. К тому же было очень странно работать в одном месте с мамой на должности лучшей, чем у нее.

Эфраим остановился у таксофона рядом со входом в больницу, но единственный четвертак решил не тратить. Пусть и не волшебный, но что-то странное в нем точно было.

Он повесил трубку. Ладно, позвонит Натану позже, когда доберется до дома.

Эфраим с опаской толкнул входную дверь, не зная, что найдет в квартире на этот раз.

Мать лежала на диване в гостиной, рядом стояла бутылка водки. Хоть без таблеток. Он выключил телевизор.

– Который час? – пробормотала она.

– Начало восьмого.

Мама застонала.

– Вот черт. Надо позвонить Словски и сказать, что я уже бегу.

– Опять?

– Почему ты сегодня так поздно? – спросила она, села и потянулась за сигаретой.

– Я был в больнице.

– В больнице? Что ты там делал? – Мать без особого успеха пыталась пригладить волосы. Странно, что ее это заботило. Она вдруг посмотрела на сына. – В больнице! Дорогой, ты в порядке?

– Со мной? Я в порядке. Не думал, что они отправят тебя домой так скоро.