– Она хочет влюбиться.

– Влюбиться? Я не понял, – удивленно посмотрел на тещу глава семейства.

– Господи, нет ничего проще, множество наших знакомых молодых людей были бы счастливы завязать отношения с Анечкой, даже в таких прискорбных обстоятельствах, общаться с ней, гулять… – торопливо заговорила Анжелика, словно боясь, что ее прервут.

– Лика, она хочет влюбиться, – мягко уточнила Вера. – Аня.

– Ой, ну есть весьма достойные юноши, симпатичные, спортивные, со средствами… – не унималась дочь.

– С отцовскими средствами, – уточнил Александр Петрович. И добавил: – Боюсь, это желание относится к разряду тех, которые нельзя купить за деньги.

– Я думаю, можно попытаться, – медленно произнесла Вера Николаевна. – О, Господи, сама не верю, что сказала это!

– И что же мы предпримем? – заинтересованно повернулся к ней зять.

– Можно попытаться разыскать юношу, который мог бы потенциально привлечь ее, – все так же медленно говорила Вера.

– Ой, у Лерочки такой невозможно очаровательный сын, Артурчик, ему недавно исполнилось двадцать три, учится в Лондоне, но это не проблема, мы можем слетать в Англию. Организовать случайную встречу – в Кокон Клабе, например. Потом он приедет на недельку погостить домой… – ожила Анжелика.

Но муж довольно бесцеремонно вмешался в ее планы:

– Не думаю, что среди этого круга найдется тот, кто может действительно заинтересовать нашу дочь. Ты же знаешь, она не любит все эти тусовки и гламурных юношей, не заработавших ни цента на шампанское по тысячу долларов за бутылку, которое они обычно пьют во время своей перманентной тусни, – с плохо скрытым раздражением добавил Александр Петрович. Видно, он тоже не питал особого уважения к золотой молодежи.

– Но, Алекс, не с обычным же парнем ее знакомить! – возмутилась Лика.

– Что значит – с обычным?! Чем тебе обычные не подходят?! У твоих кандидатов что, есть третий глаз? Или у них по двенадцать пальцев на руках и ногах? Или сквозь стены умеют проходить? Ты совсем помешалась на этом «ровня – не ровня»! – последние слова Александр Петрович уже прокричал. Затем скомкал салфетку, резко поднялся и быстро вышел. На пороге обернулся и уже спокойнее произнес, обращаясь к притихшей Анжелике:

– И перестань, ради бога, наконец-то называть меня Алексом! Меня зовут Александром. Сашей, если угодно.

Вера бросила долгий взгляд на дочь. Та сидела, ссутулившись, по щекам текли слезы. А ведь страдает же. Но странно – Вера никогда особенно не жалела Анжелику, чего очень в душе стыдилась и старалась всегда угодить ей и активно приободрить, словно компенсируя недостаток любви. Ведь с тех пор, как родилась Анечка, вся любовь была отдана внучке. Вера обошла обеденный стол и присела рядом с дочерью, обняла ее за плечи:

– Анжелика, доченька… Не сердись на мужа, он ведь очень переживает. Иметь такие возможности – и не видеть способа спасти ребенка. Как бы ему не стало плохо, ты ему давление мерила?

– А я разве не переживаю? Вы меня все какой-то каменной считаете!.. Мерила. Высокое, – Лика тихонько высморкалась, вытерла слезы. Поправила прическу. – Так что нам делать, мама? Анечку через неделю уже домой отпустят, мы должны что-то решить…

– Не знаю. Надо подумать, – ответила Вера, и отправилась думать.

* * *

Страшно сказать, но они начали привыкать к болезни Ани. Потихоньку занимались своими делами, и, как ни дико и кощунственно это казалось поначалу, но возникали и другие мысли, и велись другие разговоры. Конечно, Аня оставалась на первом плане, но другие люди иногда понемногу вовлекали ее близких в свои орбиты.

На этот раз Вера Николаевна «отправилась думать» к подруге Леночке. Та как раз переехала в новую квартиру, был повод поздравить подругу с новосельем и заодно поговорить о своем. Лена заведовала отделом кадров в крупной строительной компании, и, возможно, среди молодых инженеров нашелся бы подходящий, умеющий держать язык за зубами, умный и воспитанный кандидат. Хорошо бы еще брюнет с голубыми глазами и мужественными чертами лица – такого типа Анечка когда-то встретила на улице и три дня ходила под впечатлением:

– Бабуля, наверное, я неправильно сделала, что мимо прошла! Может, это была моя судьба, а я оказалась в плену стереотипов – мол, на улице первыми знакомятся с мужчинами только проститутки.

Вера тогда рассмеялась. Хрупкая, холеная, высокообразованная Аня, в отличие от недоучившейся мамочки, не любила великосветскую игру «подбери приемлемое слово», а всегда называла вещи своими именами. Проститутка – значит, проститутка, такая социально востребованная профессия. И никакая не «женщина легкого поведения» – что вообще значит «легкое поведение»? И что тогда значит «тяжелое»? Это, что ли, в танке надо ездить по дорогам?

– Да, проститутки – ты почему смеешься? Знаешь, как он мне понравился… Ну просто вылитый Майкл Скофилд. Ну, помнишь, мы с тобой сериал смотрели… У меня прямо что-то внутри екнуло. И он даже обернулся. И я обернулась… И все…

Словом, нужен был киношный типаж с мозгами. Причем, нуждающийся в деньгах, не особенно щепетильный в средствах достижения цели, но при этом чтобы был человек слова и не подлец.

Задача стояла архисложная. Впрочем, когда дело касалось защиты близких, Вера умела быть чрезвычайно циничной и твердой.

Она не любила ездить с водителем. Изолированная от внешнего мира жизнь казалась ей неестественной, словно в шоу «За стеклом». Попросила подвезти лишь до рынка:

– Спасибо, Миша, дальше я сама доберусь.

На базаре Вера купила любимый Ленкин крупный синий виноград и небольшую орхидею в горшочке. Набрала номер подруги:

– Лен, напомни, какая к тебе маршрутка от рынка ходит? Двести сорок пятая? На шестой остановке выходить? Ну, жди, я еду уже, – и отправилась на поиски нужного транспорта.

Полупустая маршрутка, казалось, только Веру и поджидала, потому что когда она торопливым шагом зашла в салон, дверь плавно захлопнулась, и машина отъехала. Вера удобно устроилась на двойном переднем сиденье, водрузив рядом с собой орхидею.

По радио – о чудо! – запела Пугачева. «Позови меня с собой, я пройду сквозь злые ночи», – обещала лирическая героиня голосом всенародно любимой певицы. Вера поразилась: как, в маршрутке – и не играет радио «Шансоньетка»? Пристрастие к блатным песням Вере казалось чем-то вроде корпоративного заговора: и в общественном транспорте, и в такси звуковое сопровождение поездки всегда было сугубо в стиле тоскливого хрипловатого лейтмотива «я бежал от конвоя, по сибирским снега-а-а-м…».

Создавалось впечатление, что все водители – бывшие уголовники. Или, на худой конец, им сочувствующие. Вера каждый раз хотела вежливо поинтересоваться у шофера: «А вы за что сидели?» Однажды она так и сделала. Водитель ее сначала не понял, а когда она объяснила, он ответил: «Да нет, не сидел я. Просто песни нравятся. Душевные»… Почему нельзя назвать душевными песни, в которых речь идет о страданиях законопослушных граждан, Вера так и не поняла.