Вот же буйный.

Парень несколько раз моргнул, взгляду вернулась осознанность.

— Клешни разожми, — попросила я и свободной рукой легко щёлкнула его по пальцам.

Я не то чтобы испугалась… Да, чёрт побери, я испугалась! Не когда он схватил меня, а когда я вспомнила нацеленный на меня нож, который парень по счастливой случайности выронил от слабости. Что у него за рефлексы?! Убийственные…

Хватка разжалась.

— Никогда так не делай больше, — предупредил он вместо извинений.

Хотелось сказать что-нибудь резкое, но я сдержалась. А к предупреждению стоит отнестись со всей серьёзностью. Я кивнула в знак, что услышала и приняла к сведению.

Достав чугунок, спросила:

— Суп будешь… сам или с ложечки?

Парень возмущённо сверкнул глазами, побуравил меня взглядом, словно прикидывая, как я отреагирую, выбери он вариант «с ложечки». Нормально отреагирую — зачерпну бульон и накормлю.

— Сам, — буркнул он.

Я не спорила, отставила чугунок, помогла парню приподняться, подложила под спину две туго набитых подушки. Не высоко, чтобы рану не тревожить.

Вручив парню ложку, я пододвинулась ближе. Больничного откидного столика у меня нет, придётся чугунок держать самой.

Недовольно поморщившись, парень придержал все капризы при себе и принялся за еду. Ел аккуратно, несмотря на неудобное положение, ни капли не пролил. Ложка шкрябнула по дну. Бульона оставалось ещё на пару глотков, но парень качнул головой.

— Второе? — предложила я.

— Воды.

Воды не жалко.

Парень не стал геройствовать, позволил мне держать стакан, лишь чуть направлял мою руку. Я невольно обратила внимание на его пальцы: длинные, ногти светло-розовые с лёгким естественным блеском, подстрижены коротко без единого уголка. Кисть изящная. Уж точно не крестьянская медвежья лапища.

— Не скучай, загляну попозже, — пообещала я.

Заметно, что парень устал, сходу скормить ему второе не получится.

— Угу.

Спустилась я как раз вовремя. В холл вернулась Мрысья.

Я мысленно потёрла руки. Немедленно дадим грязи первый решительный бой! Себя назначаю генералом, а Мрысья будет моим солдатом.

— Как я уже говорила, ты будешь помогать мне по хозяйству. Сама видишь, дом не убирали годами, поэтому день за днём будем отмывать комнаты одну за другой. Распорядок простой. Утром через два часа после восхода ты приносишь завтрак и приступаешь к уборке. После полудня прерываешься, приносишь из дома обед и возвращаешься к уборке, пока не придёт время ужина. Ужинать мы с няней хотим на закате. Всё понятно?

— Ум.

На самом деле «ум» или нет, покажет только практика.

— Вёдра, швабры, тряпки есть в помещениях рядом с кухней, бери и пользуйся, вечером возвращай на место. Уборку начнём с комнаты…

— Брышня, с крыльца надоть.

Я моргнула. Возражений я ожидала, но раз говорит, что надо с крыльца… Может, верования какие? Память Мили молчала.

— Хорошо, с крыльца, — кивнула я, пяток ступеней, перила и небольшая площадка перед входом много времени не отнимут, — А потом…?

Девица пожала плечами:

— Как прикаж, брышня.

— Спальню нянину запомнила? Перед спальней комната. Вот ею и займёшься после крыльца.

— Бум, — энергично кивнула девица и потопала в сторону кухни.

— И не забудь про ужин, — напомнила я ей.

Отлично, только осваиваюсь, а кое-что уже двигается.

Но первый успех — не повод расслабляться. Я вернулась на второй этаж и, ориентируясь на воспоминания Мили, отыскала рабочий кабинет, толкнула дверь.

Принадлежит кабинет хозяину, отцу Мили, и заходить без разрешения я не имею права. Ага, как же, буду я запреты соблюдать. Папаша вызывал у меня недоумение и чувство брезгливости. Кем надо быть, чтобы отправить родную дочь умирать? Я готова допустить, что дело не в преступном умысле, а в безответственности, но опять же преступной.

Я не рассчитывала найти документы, уверена, из усадьбы вывезли всё более-менее важное и интересное. Я стащила чехлы с рабочего стола и деревянного кресла за ним, села, прошлась по верхним ящикам. Писчие принадлежности, как и стопка пожелтевшей от времени бумаги отыскались, практически, сразу.

Кстати, а Мили хоть грамотная? Память подсказывала, что большую часть времени девушка проводила за вышивкой. Я аж подпрыгнула, сообразив, что швейные наборы для неё няня покупала на свою зарплату, спуская на шёлк всё до последнего медного кубика. Ёжики святые! Мили, где были твои мозги?! Ты же не совсем идиотка, вон сообразила и сбором черники заняться, и яблоки в воду бросить, и рыбалку осваивала. Впрочем, где уже не важно, всё равно никакой Мили больше нет — испарилась, улетучилась.

Так, грамотная или неграмотная? Я потёрла виски. Учителя счёта и чистописания девочке пригласили, когда мама была ещё жива, и уроки вроде бы продолжались после похорон. Да, помню, отец выговаривал Мили за то отсутствие прилежания. Ещё и упрекнул, мол, мама с неба смотрит и расстраивается. Мили тогда очень плакала… Азы мне преподали, а «продвинутых» учителей стараниями мачехи уже не пригласили. Няня пыталась приносить мне книги из домашней библиотеки, но Мили, после мучительных уроков недолюбливавшего её старика, ненавидела чтение, и вскоре няня сдалась. Мда. Ну, по крайней мере, у меня есть надежда, что по слогам я текст разберу. Если справлюсь, то беглое чтение освою за пару дней.

Я чиркнула на листе галочку и покрутила в пальцах ручку. Похожа на обычную перьевую, заправка антрацитово-чёрная, и, что удивительно, за прошедшие годы не засохла.

Напротив галки я кириллицей написала «дом» и дважды обвела.

Начинать надо основательно и с фундамента.

Усадьба, господский яблоневый сад, земли, арендованные крестьянами, прилегающий лес и невесть, что ещё — это не моё хозяйство. Всё, до последней песчинки принадлежит отцу. Дальше хуже. Точно также ему будет принадлежать всё, чего я достигну в будущем. Оно мне надо? Да ни разу! А как быть?

И вопрос архиважный. Я могу вложиться в дом и застрять в деревне. Могу…

Я поставила на лист вторую галку и рядом размашисто вывела «документы, права». Мила о подобном не задумывалась. Я выругалась, осознав глубины открывшейся мне бездны невежества. Мне удалось вспомнить, что роль паспорта в этом мире играют благословлённые в храме Батиты металлические пластинки, на которых обязательно выгравированы личное и родовое имя, а также обозначение сословной принадлежности. Фишка пластинок — в руках истинного владельца гравировка светится. Нам с няней «паспорта» в дорогу отдали, помню, что у нас их проверяли на выезде из столицы. Я с удовольствием нарисовать на листе жирный плюс.