Работа мне нравилась, ведь я приносил пользу обществу. Как-то зимним вечером я спас трех детей, которые чуть насмерть не замерзли на заднем сиденье развалюхи пикапа. Родители оставили их в машине, в которой даже не было окон, а сами отправились на танцы. Вид дрожащих малышей меня просто шокировал. Мы с напарником отвели их в теплую полицейскую машину, и я направился в зал искать родителей. Я прошел к сцене, прямо посреди песни отобрал микрофон у певца и сказал, чтобы родители этих детей немедленно показались, иначе я отвезу детей в органы опеки и попечительства. В напряженной тишине родители вышли вперед, и толпа выразила неодобрение криками. Это были очень бедные люди, которые всего лишь хотели немного потанцевать. Увидев, как они забирают детей, я понял, что они все-таки хорошие родители, просто попали в сложную жизненную ситуацию и хотели хоть немного расслабиться и побыть вдвоем на танцплощадке. Мы с напарником отпустили их, предупредив, что если еще раз увидим детей без присмотра, то точно позвоним в органы опеки и детей у них отберут.

Другим ненастным зимним вечером, когда на дежурстве нас сопровождал репортер, мы с напарником Дэйвом Гейтером ворвались в горящий дом и бегали по комнатам в поисках матери с дочерью. Дэйв вывел мать, а я вынес из огня ребенка.

Я и сейчас считаю, что полицейский – это слуга народа, и ношу этот титул с гордостью. Как слуга народа, полицейский должен помогать людям. Мы не только ловим преступников, выписываем штрафы за нарушение правил дорожного движения и оформляем аварии.

Мы совершаем добрые дела, а затем возвращаемся к обычной работе и однообразному патрулированию ночных улиц.

В одну из таких ночных смен мне навстречу несся «кадиллак». Эта опасная ситуация во многом определила мои взгляды на работу полицейского в провинциальном городке, столкнув меня с суровой реальностью.

Многоопытный сержант полиции на пассажирском сиденье по соседству инстинктивно схватился за руль и громко выругался, когда я вылетел на тротуар, чтобы избежать лобового столкновения. Водителю машины, которая ехала за нами, повезло меньше: в зеркало заднего вида я увидел, как «кадиллак», не снижая скорости, задел ее по касательной и скрылся во тьме.

Я установил мигалку, круто развернулся и бросился в погоню.

Когда машина наконец остановилась, я с удивлением разглядел на водительском месте хорошо одетую женщину средних лет. Она была пьяна в стельку. Мы ее арестовали и взяли машину на буксир. Женщина в меховом жакете не могла даже стоять на каблуках без поддержки. Она не понимала, почему ее остановили, и не помнила, что помяла чужую машину. Она вела себя спокойно и не спорила, но ее окружала такая же тонкая аура достатка и благополучия, как едва заметный исходящий от нее запах алкоголя в сочетании со стойким ароматом французских духов. Когда я сообщил, что мы арестовали ее за вождение в нетрезвом виде и оставление места аварии, она выпрямилась и посмотрела на нас с напарником свысока. «Вы хоть знаете, кто мой муж?» – спросила она заплетающимся языком.

Мы ехали в полицейский участок, чтобы провести освидетельствование на алкотестере, когда мой напарник вдруг сказал, что это дело я буду вести один: он хочет посмотреть, как я справлюсь. Это показалось мне странным, но вся глубина подставы дошла намного позже. Понизив голос, сержант сообщил, что задержанная дама очень богата и замужем за известным адвокатом. Местный судья также был членом ее семьи. Поделившись этими сведениями, сержант почему-то рассмеялся.

Я был настолько наивен и неопытен, что не понял намеков. Я считал, что никто не может стоять выше закона.

Мы прибыли в участок, и я начал обычную процедуру оформления задержанной. Однако в этот раз всё было иначе: чтобы проследить за оформлением, в участок приехал лейтенант – начальник смены, да и дежурный на посту обращался с задержанной не по протоколу. Оба они молча смотрели, как я провожу освидетельствование. По показаниям алкотестера, содержание алкоголя в крови женщины вдвое превышало предельное значение, принятое в те дни.

Я уже собирался отвести женщину в камеру, но лейтенант и дежурный приказали мне оставаться у стойки. К этому времени подъехал шеф полиции – крайне редкое явление на задержании. С ним был известный адвокат. После короткого разговора задержанная уехала с адвокатом. У меня просто челюсть отвисла.

Спустя несколько дней я выступал по этому делу в суде. Обычно шеф полиции присутствовал на всех слушаниях городского суда – следил, как справляются полицейские. Однако в этот раз шеф прислал вместо себя одного из детективов. В недоумении я подошел к детективу, но он только засмеялся и пообещал, что сейчас я увижу, как на самом деле работают суды. Не зная, чего ожидать, я направился к столу государственного обвинителя, но и он в тот день отсутствовал. На скамье, где должна была сидеть подсудимая, был только адвокат, которого я видел в ночь ареста.

К приходу судьи подсудимая так и не явилась. Судья, тоже местный юрист, зачитал название дела и попросил меня представить доказательства. Волнуясь, я рассказал о том, как женщина выехала на встречную полосу движения, вынудив нас с напарником заехать на тротуар, как она помяла машину позади нас и скрылась с места аварии, продолжая ехать по встречной полосе, пока мы ее не остановили. Я передал суду ее слова после ареста и печальные результаты освидетельствования. Зачитав показатели алкотестера, я сказал, что это вся информация, которой я обладаю.

Я ожидал, что адвокат защиты будет опровергать доказательства или задавать вопросы, но ничего такого не последовало. Судья постановил, что для обвинения в вождении в нетрезвом виде доказательств недостаточно. Он свел нарушение к более мягкой статье – «пребывание в состоянии опьянения в общественном месте и опасное вождение» – и признал подсудимую виновной. Адвокат защиты закрыл свою книжечку с громким и, как мне показалось, довольным хлопком и молча улыбнулся судье. Дело закрыли.

У меня на лице отразилось такое потрясение, что судья подошел и пожал мне руку, заверив, что я хорошо проделал свою работу и, несомненно, меня ждет блестящее будущее. Он представил меня адвокату защиты.

Вскоре все покинули зал суда, остался только я и бывалый сержант полиции, который был со мной в тот вечер, когда я считал, что совершаю хороший благородный поступок – убираю опасного водителя с улиц Блуфилда.

Я чувствовал себя полным идиотом.

– Вот так делаются дела в провинциальных городах, – сказал мне напарник, покидая зал суда.

ХАВЬЕР

Как только меня приняли в департамент шерифа, мы перевезли маму с ранчо в Хеббронвилле к бабушке в Ларедо, что в часе езды. У нее был рецидив, и на сей раз не только рак груди: метастазы распространились по всему телу, так что маме нужно было жить поближе к больнице, где она проходила лечение.

При каждой возможности я сопровождал ее на прием к онкологу и на химиотерапию, а в остальное время с ней ходила бабушка.

Лечение не помогло, и мама умерла в возрасте пятидесяти лет. Я был рад хотя бы тому, что она побывала на моем выпускном в колледже и успела узнать, что меня взяли в Департамент шерифа в Ларедо. Мама гордилась всеми моими достижениями.