Когда вертолет развернулся хвостом к нам, мы с Паленым разом вскочили и в грохоте крупнокалиберных очередей, полуоглохшие и полуослепшие от вздымающейся силикатной пыли, бросились на прорыв в противоположную сторону, отчаянно спотыкаясь о притаившиеся во мраке кирпичи, выщербленные из кладки.

Сделали мы это зря. Тактически грамотно, конечно, но в общем-то зря. Пилот, может, сначала и принял нас за трупы, но по сторонам посматривал зорко. А может, с самого начала отложил нас на потом, понимая, что уж нам-то, бедолагам, никуда не деться, а вспугнутые мутанты запросто разбегутся. Не успели мы сделать нескольких шагов, как по нашим спинам наотмашь хлестнул луч прожектора.

— Ни с места! — грянул с неба оглушительный бас. — Вы нарушили периметр зоны отчуждения Чернобыльской АЭС! Бросьте оружие и поднимите руки!

Ага, щас. Разбежались. Наслышаны мы, как военсталы поступают с захваченными в плен вольными бродягами. Вояки до смерти боятся биологического поражения, до смерти боятся превратиться в темных сталкеров-полумутантов, не способных жить вне Зоны. Поэтому с такими ублюдками, как мы, особо не чикаются, а стараются класть прямо на месте преступления. Сдается мне, стоит нам с Паленым остановиться и задрать руки, как тут нас пулеметная очередь и догонит. Нет, спасибо, лучше уж попробовать посоревноваться с ней в скорости. Шансов будет немногим больше — не один из десяти тысяч, а, скажем, два-три. Но это уже стоит того, чтобы рискнуть. Это уже в два-три раза больше. Тем более что мощный свет прожектора, ударивший в спину, осветил нам дорогу, и теперь можно было смело включать третью крейсерскую скорость, не опасаясь перечепиться в темноте через какую-нибудь дурацкую кучу мусора и поломать ноги.

Увидев, что мы не то чтобы не остановились, но даже поднажали, пилот вертолета без дальнейших разговоров открыл по нам огонь. Очередь из автоматической пушки, конечно, идеальное средство разогнать адреналин по жилам спортсмена для установления нового мирового рекорда в легкой атлетике, но она же — отличный способ остановить разогнавшегося рекордсмена, если взрывается фонтанчиками попаданий в полутора метрах прямо перед ним. Как говорит в подобных случаях один страус, эту штуку можно использовать еще и в пикантных целях.

Когда крупнокалиберная очередь перечеркнула нам дорогу, мы с Паленым, не испытывая напрасно судьбу, разом бросились на землю. Как у нас последние четверть минуты все слаженно получается, залюбуешься. В синхронном плаванье можно выступать. Впрочем, на этом наш синхрон и закончился, поскольку белорусу повезло больше: он упал рядом с полуразрушенным фундаментом только что покинутого нами дома, под которым зияла какая-то крысиная дыра, внушительная трещина в рост человека длиной и сантиметров сорок глубиной — то ли грунт просел после Второго взрыва, то ли размыло дождями, то ли просто некачественный бетон фундамента от времени частично рассыпался в крошку. Вот в эту дыру Паленый и втиснулся. В жизни не видел, чтобы кто-нибудь куда-нибудь так стремительно втискивался. Мне оставалось лежать под стеной, прикрыв голову руками, и надеяться, что я тоже неплохо спрятался.

Крупнокалиберные пули яростно крошили полуразвалившуюся кладку, осыпая нас мелкой кирпичной шрапнелью. Нестерпимый грохот причинял телу почти физическую боль, заставляя мучительно вибрировать каждый нерв. Паленый беззвучно матерился — я не мог слышать, что он выкрикивает, не мог видеть в темноте движений его губ, но не сомневался в том, что он отчаянно матерится. Я наверняка тоже делал бы что-нибудь подобное, если бы не осознавал полную бессмысленность такого поведения. Орать под обстрелом и выпускать панику наружу — последнее дело; тут уже недалеко и до того, чтобы вскочить в полный рост и броситься прочь, в ужасе размахивая руками.

И получить между лопаток мгновенную смерть крупного калибра. Доводилось мне наблюдать, как очередь из автоматической пушки в считанные мгновения рубит живого человека в кровавые ошметки. Сегодня у меня не было никакого желания испытать такое счастье на себе.

Смертоносная дорожка пулевых попаданий, бешеной змеей извивавшаяся в руинах, внезапно дернулась вправо. Раздался душераздирающий всхрюк, и рядом со мной шмякнулся солидный кусок кабаньей головы. Покосившись на него, я разглядел в мечущихся отсветах, что это даже не сама голова, а скальп с лопнувшим глазом и посеченным осколками ухом, неаккуратно счищенный с черепа компрессионной волной.

Что ж, бывают и такие случаи.

Разумеется, военсталы охотятся не конкретно за нами. Просто зачищают территорию вокруг секретных армейских раскопок на Агропроме, чтобы четвероногие и двуногие твари не тревожили ученых. Вот почему они мгновенно отреагировали на нашу стрельбу по излому. Только вертолет в лагере обычно не дежурит, в случае чего его вызывают из-за Периметра. А сегодня вот не повезло — «Скай фокс» заночевал прямо в Зоне. Мне от осознания всего этого, конечно, ни жарко ни холодно, но надо же о чем-то размышлять, лежа под обстрелом, чтобы не поддаться окончательно панике и не сойти с ума. Чтобы не орать впустую всякие глупости, как Паленый.

Автоматическая пушка внезапно умолкла, отчего-то так и не пришпилив нас к битым кирпичам. Возможно, бруствер полуразрушенной стены мешал пилоту как следует прицелиться, а более легкие цели уже закончились, разбросанные кровавыми ошметками по окрестностям. Но за мгновение до того, как смолк оглушительный грохот воздушной артиллерии, невидимый кузнечный молот с неимоверной силой ударил меня в мякоть ноги пониже колена, и я поперхнулся собственным криком. Нога мгновенно отнялась, но я по собственному опыту прекрасно знал, что это просто первые секунды шока от попадания, сейчас он пройдет, и нахлынет волна непередаваемой, чудовищной, ни с чем не сравнимой боли.

Нет, разумеется, это была не пуля: если бы в меня попала хоть одна птичка такого калибра, ногу ниже колена мне с гарантией разнесло бы в клочья, и с коленом скорее всего тоже пришлось бы попрощаться. Видали патроны от автоматической барабанной пушки? Вот именно. Это скорее даже не патроны, а миниатюрные снаряды. Гильзы от таких, напоминающие бутылки из-под водочных «мерзавчиков», мы с ребятами на Балканах одно время использовали в качестве одноразовых пепельниц. Короче, попадание было не огнестрельное. Скорее всего, острый кусок кирпича, разбитого крупнокалиберной пулей, со страшной силой отрикошетил в меня, пробив штаны под правым коленом. Еще пару мгновений я надеялся на обширный синяк, но потом с досадой ощутил, как по ноге заструилось горячее.

А вот теперь я серьезно обеспокоен, как говорит в подобных случаях один мой знакомый страус.

Вот так, собственно, и получилось, как я уже рассказывал вначале: лежа мордой в битом кирпиче и с поврежденной ногой, внезапно очень остро начинаешь ощущать, что ночевка внутри Периметра — еще не самое плохое, что может случиться в Зоне. На один раз наше с Паленым хлипкое убежище сработало, но сейчас вертолет крутанет пушками под другим углом или сделает еще заход, и от нас останется только печальное воспоминание.

В кровожадные переговоры военных, доносившиеся из моего ПДА, внезапно вклинился характерный треск датчика радиации — сначала редкий и вкрадчивый, но с каждой секундой все более настойчивый и озабоченный.