Решаю встать с постели и подойти к окну. Открываю его и чувствую прохладный ночной ветер. Он нежно обдувает мое лицо, словно успокаивая. Звезд в Париже не видно, но они и не нужны. Многочисленные фонари освещают самый прекрасный город в мире, и у меня на глазах выступают слезы. Я ненавижу себя за слабость, которую чувствую. Ненавижу то, что не могу справиться с ней. Ненавижу себя за то, что не могу быть сильной и несокрушимой, быть той, кем все меня привыкли видеть. Беру телефон в руки и пишу короткое «SOS».

* * *

Человек на том конце сразу же читает мое послание и присылает ответ:

«Водка и Джек бессильны?»

Он, как всегда, в своем репертуаре, я подавляю улыбку и строчу:

«Из нас двоих алкаш ты, я решаю свои проблемы иначе».

«Да, твое решение: написать мне в два ночи».

«Будто ты спал…»

«Конечно, не спал. Конец лета и пятничный вечер. Сейчас спят только лохи».

«Не-а, лохи тусят во времена пандемии».

«Это мое право рисковать своей жизнью!»

«Скажи это главврачу, у которого в больнице не хватает мест от наплыва больных. Все из-за таких “правых”, как ты».

«Ты написала мне в два ночи, чтобы убить все желание веселиться?»

«Твое желание веселиться не может убить даже пандемия, я меркну на ее фоне».

«Марион, поверь мне на слово, по своей сучьей сущности ты не меркнешь даже на фоне всемирного зла».

«Приму за комплимент, Вал».

«Всегда рад, ведьмененок».

Этому прозвищу уже столько лет… Валентин не меняется. У него талант оставаться собой, несмотря на все то дерьмо, что происходит в мире.

«Как прошел семейный ужин?»

«Даже не спрашивай…»

«Он не пришел, да?»

Я читаю это сообщение, и злость с новой силой заполняет меня.

«Если бы… Он пришел с девушкой».

«Дата похорон уже назначена?»

Я фыркаю и забираюсь в кровать, прячась под одеяло. На экране бегают три точки, Валентин продолжает писать:

«Если что, я отправлю венок! Попросим на ленточке написать: “Покойся с миром, тупая сучка!”»

«Она выжила…»

«Что ж… Алекс прожил интересную жизнь. Хоть и не очень длинную…»

Я в голос смеюсь, просто представляя выражение лица Валентина. Наглую ухмылку и веселые искорки в темных глазах.

«Он тоже выжил…»

«Значит, ты решила, что смерть – слишком легкое для них наказание. Мне уже страшно, Марион. Стоит ли эвакуировать Париж?»

«Я буду работать с ними».

«Unexpectedly…»[5]

«Сама от себя не ожидала. Они так выбесили меня!»

«И ты решила выбесить их в ответ. Что ж, твой удар пришелся ниже пояса. У Алекса нервный тик начался, наверное, прямо там после услышанного».

«Алекс попытался сказать мне “Нет”».

«: DDD Такой взрослый и такой наивный!»

Я в очередной раз прыскаю со смеху.

«Ага… Так что завтра у меня рабочий день!»

«Иди спать, твоя работа начинается утром, ведь так?»

«Именно».

«Я заеду за тобой после работы! Надо же мне тебя обнять и передать заразу, хотя сомневаюсь, что она имеет власть над тобой».

«Ха-ха, как смешно. Увидимся через две недели, как только будем уверены, что ты ничего не подхватил! До этого – никаких обнимашек!»

«Да что я могу подхватить! Во мне столько водки. Антисептик и внутри и снаружи. Так что обнимашкам быть!»

«Я подумаю над этим…»

«Сладких снов, Мар».

Я ничего не отвечаю. На лице блуждает глупая улыбка. За это я обожаю Валентина. На каком бы дне я ни находилась, мой лучший друг меня всегда вытащит. И он не будет это делать умными речами и нравоучениями. Он сделает это по-идиотски смешно, но так работает лучше всего.

* * *

Я просыпаюсь и резко подскакиваю с постели. Я забыла вчера поставить будильник и теперь в панике начинаю искать телефон. Время 7:37, и я выдыхаю. Еще не хватало опоздать в свой первый же рабочий день. Представляю, как довольна будет Натали. Мне нужно быть в офисе в девять часов. Поэтому я падаю на кровать и пытаюсь успокоить бешено колотящееся сердце. Все в порядке, ты не проспала. На телефон приходит сообщение. Я читаю его и начинаю в голос хохотать.

«Доброе утро, исчадие ада. Если вдруг будет намечаться третья мировая, ты мне свистни. Спрячу свою трусливую задницу в бункере».

«Доброе утро, ты так рано проснулся!»

«Да, хотел пожелать тебе хорошего дня и удачи. Потом вспомнил, что удача нужнее Алексу».

«Можешь мысленно пожелать ее ему».

«Ну уж нет, я себе карму портить не буду. Тебе во сколько надо быть на работе?»

«К девяти утра… Сейчас подниму зад с кровати и пойду в душ».

«Ты же знаешь, что мне нельзя говорить слово “душ”? Я теперь буду представлять тебя в душе… И меня пугает, насколько сильно мне нравится моя фантазия».

«Все, что тебе остается, – лишь фантазия».

«Поверь, Марион. Фантазии о любой женщине на земле всегда лучше, чем реальность с ней».

«Такое можно сказать и о мужчинах!»

«Такое можно в целом сказать о жизни…»

«На этой меланхоличной ноте я ухожу мыться!»

«И ты стоишь голая, под струями воды… И я…»

«И ты тихо помогаешь себе правой рукой у себя в комнате…»

«Ты, конечно, смеешься, но у моего кулака с тобой гораздо больше общего, чем ты думаешь!»

«И что бы это могло быть?»

«Вы оба – мои лучшие друзья!»

«Я и кулак! Кулак и я!»

«Именно, только он еще и друг с привилегиями, а ты зануда».

«Никаких привилегий от меня… Мой дорогой, любимый друг».

«: D Я предпочитаю твои ругательства! Они точно исходят от чистого сердца!»

«Здесь ты прав как никогда! Все, я в душ!»

Я откладываю телефон и бегу в ванную. Иначе я могла бы переписываться с Валентином весь день. Только он может вести бессмысленные разговоры ни о чем и обо всем на свете.

После душа я решаю надеть костюмчик от «Шанель»… Слово «костюмчик» стало моим любимым за последние двадцать четыре часа. Он состоит из короткой юбки и пиджака в черно-белую клеточку. Я вспоминаю, как носила его в восемнадцать лет тоже на стажировку. В выпускном классе обязательно нужна была месячная практика. Я решила этим воспользоваться и подобраться к Александру поближе. Мне это удалось, только вот потом он беспощадно растоптал мое сердце. Я бы не назвала себя злопамятной, однако, возможно, лучшим вариантом и правда является месть? Я три года пряталась, и смотрите, к чему это привело. К апатии, депрессии и полной потере всякого вкуса к жизни. И все ради чего? Точнее, ради кого? Ради человека, который на ужин в честь моего возвращения привел другую.