Я даю Хлое бутылочку с раствором, который мне выдали в больнице. Не успев выпить жидкость, Хлоя засыпает. Я укладываю ее в кроватку, а когда возвращаюсь, вижу, что Рената уже разлила по бокалам вино.

— Как ты думаешь, это нормально, что она так много спит? — спрашиваю я, плюхнувшись на стул, и делаю глоток вина, восхитительной выдержанной вальполичеллы.

— Она же больна. Ты-то что делаешь, когда болеешь? Спишь, верно? — говорит Рената, пожимая плечами. — Я не слишком разбираюсь в детях, Мира. Так, одни догадки. Что сказал врач?

Я посвящаю Ренату в подробности бурной ночи, которую мы с Хлоей закончили в отделении реанимации, пока она сервирует ланч. Жареные красные и желтые перчики, молодые артишоки со стеблями, замаринованные в оливковом масле с травами, несколько сортов оливок, маринованные белые бобы и холодный салат из листьев рапини[13], густо приправленный чесноком и жгучим перцем. Я знаю, что за всем этим Рената ездила в Бронкс, на Артур-авеню, — вот оно, истинное доказательство любви и дружбы. Надо быть полным параноиком, чтобы заподозрить ее в тайном сговоре с Джейком.

— А знаешь, — говорит Рената, — я ведь теперь тоже мама. — Заметив мое удивление, она улыбается. — В смысле, мачеха. У Майкла есть дочь.

— Я не знала. Сколько ей? Она живет с вами?

Трудно представить себе ребенка в квартире Ренаты, где царят безукоризненная чистота и минималистский стиль.

— О нет, — поспешно отвечает Рената — очевидно, ей в голову пришла та же мысль. — Ей тринадцать лет. Самый тяжелый возраст для девочки. Живет с матерью в Верхнем Вест-Сайде. Ходит в школу мисс Портер. — Рената делает паузу, чтобы хлебнуть вина. — Разумеется, меня она ненавидит.

Я собираюсь сказать ей что-нибудь утешительное, вроде того, что дети всегда с трудом привыкают к неродному отцу или матери, но Рената меня останавливает.

— Брось, все нормально. Ее доверие я просто куплю. Понимаешь, у всех тринадцатилетних девчонок есть одна общая черта, — говорит Рената, размахивая у меня перед носом куском чиабатты, — каждая из них имеет свою цену. Например, цена Мелиссы — рюкзачок от «Прада». Это все, что она просит подарить ей на Рождество, трогательное дитя. Представляешь? Рюкзачок от «Прада»! Свою первую вещь я купила в «Прада», когда мне было тридцать.

Мы продолжаем болтать в том же духе, пока не выпиваем все вино и не съедаем почти весь сыр. Вымакав корочкой хлеба остатки салата из припущенной горьковатой зелени рапини, я сообщаю Ренате об ореховых бискотти, которые стали бы достойным финалом нашего пира.

— И очень хорошо, что ты ничего не испекла, — говорит Рената. — У меня уже нет времени на кофе, к тому же я и так много съела.

Рената снимает с шеи кухонное полотенце и отодвигается от стола. Почти час дня, а ей нужно сделать еще шесть-семь звонков. Мне становится неловко, что я оторвала ее от дел.

— Спасибо, Рената, — говорю я, протягивая ей заказ от нашего ресторана, к которому я добавила еще два вида уксусов — из красных апельсинов и черной вишни. — Спасибо за все. Еще и накормила!..

Хочется сказать ей что-то еще, объяснить, до чего я была рада этому ланчу и тому, что на свете есть кто-то, кто обо мне заботится хотя бы немного. Но я молчу, подозревая, что если я все это скажу, то мы расчувствуемся и дело, возможно, закончится слезами. И поскольку мы с Ренатой обе не отличаемся сентиментальностью, я испытываю облегчение, когда вместо ответа она берет меня за плечи и хорошенько встряхивает.

— Мира, — с расстановкой произносит Рената, глядя мне в глаза, — даже если Джейк оказался полным дерьмом, это не значит, что ты должна себя истязать.

— Я знаю, — неуверенно говорю я.

Рената окидывает взглядом комнату, отмечая беспорядок, разбросанные по полу погремушки, ходунки, пустые детские бутылочки, бумаги.

— Первое, что ты должна сделать, это нанять уборщицу. Ты же теперь работающая мать-одиночка. Пусть кто-нибудь приходит пару раз в неделю и убирает квартиру. Второе: тебе необходимо бывать на людях. Когда ты последний раз обедала или завтракала в ресторане? Когда последний раз говорила о чем-нибудь, кроме работы? Ха! Можешь не отвечать — я уверена, ты этого не вспомнишь. Ну так вот: найми на ближайшую субботу няню, потому что я собираюсь заказать столик в каком-нибудь сказочном месте. Тебе давно пора познакомиться с Майклом, а заодно и с Артуром.

Каким еще Артуром? Но едва я раскрываю рот, чтобы задать этот вопрос, Рената набрасывает на плечи дорогую накидку из тончайшей шерсти, быстро чмокает меня в щеку и исчезает за дверью.

Нью-Йорк в дни Рождества любят все, поэтому я вечно чувствую себя не от мира сего, когда признаюсь, что праздничный Нью-Йорк вгоняет меня в глубокую депрессию. Все радуются, смеются, поздравляют друг друга, просто диву даешься! И как людям не надоедает без конца слушать одни и те же рождественские мелодии — на каждом углу, в каждом универмаге? А толпы туристов, которыми запружены улицы, умильные ахи-охи у каждой до невозможности слащавой витрины?.. С октября по январь тебя не оставляет ощущение, что население подвергли коллективной лоботомии.

Это будет первое Рождество в жизни Хлои, и мне полагается радоваться. Однако при мысли о том, что нужно украшать елку и заворачивать подарки для Хлои, которые потом самой же придется разворачивать на следующее утро, у меня начинает болеть голова. Я подумывала отправиться на Рождество в свой родной Питсбург, однако поездка будет сопряжена с такими трудностями, что лучше и не мечтать. Кроме того, праздники — самая горячая пора для владельцев ресторанов, и вряд ли мне удастся выкроить время. К тому же я еще не придумала, как буду отмечать День благодарения, а это задачка посложнее, чем Рождество. Дню благодарения мы с Джейком всегда придавали большое значение и обязательно приглашали несколько приятелей-гурманов, чтобы всем вместе приготовить, а затем отведать собственноручно приготовленные деликатесы.

Звонит Рената и сообщает, что заказала столик в «Ле Бернадене» на восемь вечера в субботу. Прайм-тайм. Кроме того, она взяла на себя смелость самолично нанять няню для Хлои. Габриэлле, подруге ее падчерицы, всего четырнадцать лет, но у нее уже есть сертификат, удостоверяющий, что она умеет делать искусственное дыхание младенцам, а также такса — пятнадцать долларов в час.

Рената имела наглость заподозрить меня во лжи, когда я сказала, что Хоуп, которая обычно сидит с Хлоей, заболела, подхватив какую-то инфекцию, когда делала себе очередную татуировку.

— Мира, я тебе не верю. Тебе просто ищешь повода не пойти.

Еще бы она поверила! Я невольно улыбаюсь, представив себе татуировку в виде черепа со скрещенными костями на пухлой руке женщины средних лет.

— Так вот, — говорит Рената, — о няньке я уже позаботилась. Кстати, мне зайти за тобой, чтобы помочь одеться, или сама справишься?