за моим крылом. Не дай Небо, зашибут тебя очередным валуном».

Я беспрекословно отошла ей за спину.

— Неужели тебе их не жаль?

«Мне жаль. Но не очень. Я трижды сообщила этим авантюристам, что щель слишком узкая, а потому голова с крыльями в ней непременно застрянут. Кто-нибудь мне поверил? Кто-нибудь меня послушал? Нет. Эти мальчишки учатся исключительно на собственном опыте. Что ж, теперь они знают, что любопытство способно принести неприятности».

— Ты могла бы легко вытянуть Огонька наружу.

«Могла бы, но не стану. Думаю, он вот-вот догадается, что нужно не орать, а сложить крылья, немного наклонить голову и выбираться из дыры не рывком, а медленно и осторожно. Новый опыт, Василиса. Теперь дети знают, что поступки влекут за собой последствия. Это называется воспитанием».

Я посмотрела на дракончиков. Они продолжали вопить, однако теперь двое перестали рвать лапы третьему и принялись биться лбами о камни, очевидно, надеясь, сделать щель шире.

— Мальчиков воспитывать непросто, — задумчиво сказала я Синеглазке.

«Поверь, с девочками было не легче, — серебряный голос в моей голове стал насмешливым. — Хотя головы они куда зря не совали. О… У тебя обеспокоенный взгляд. Не волнуйся, дорогая, с ребятами ничего не случится — я здесь, и в случае необходимости сразу же приду им на помощь. Пока же малыши заняты, у нас есть время поболтать. Ты, Василиса, к нам забежала, потому что соскучилась? Или принесла какие-нибудь новости?»

Я улыбнулась и легко погладила чешуйчатое Синеглазкино крыло.

Общаться с драконами гораздо легче и интереснее, чем с жар-птицами. Интеллект и мировосприятие этих потрясающих созданий не только схожи с людскими, но и в чем-то его превосходят. У меня много знакомых, немало родственников и хороших друзей, однако ни один из них не может сравниться с Синеглазкой в мудрости, деликатности и простоте общения.

Впрочем, есть подозрение, что эта двухсотлетняя драконица воспринимает меня не как сотрудника заповедника или даже приятельницу, а как одного из своих детенышей — только подросшего и вылетевшего из гнезда во взрослую жизнь.

Вообще, у драконов отношение к потомству не такое, как у людей. Если мы можем холить своих детей до самой смерти, то у летающих ящеров родственные связи обрываются, когда молодняк достигает десятилетнего возраста. К этому моменту дракончики уже умеют летать, добывать себе пищу, самостоятельно строить гнезда, да и по размеру едва ли отличаются от родителей.

Ребята считаются взрослыми, а потому улетают из дома и больше не возвращаются. Самое забавное, что половая зрелость у них наступает лишь годам к двадцати, а первое потомство появляется не раньше сорока-пятидесяти лет, когда дракон выбирает себе пару. При случайной встрече с родителями ни одна из сторон не высказывает особого восторга — у каждого теперь своя жизнь, и другому в ней места нет.

Не скажу, что являюсь таким уж экспертом по части драконов — за время своей биологической практики я общалась лишь с тремя взрослыми особями, однако заметила, что Синеглазка значительно от них отличается. Главным отличием было именно отношение к детям. Она их обожает всем сердцем. Родись она человеком, стала бы лучшим в мире воспитателем детского сада или самым добрым и понимающим учителем.

Расставание с сыновьями и дочками Синеглазка всегда переживает тяжело. Шебутные крылатые мальчишки — ее третий и, скорее всего, последний выводок. Когда Ветос, ее муж, возвращается домой после дальних полетов, она непременно спрашивает, не встречал ли он по пути кого-нибудь из их повзрослевших детей. А потом с жадным интересом слушает его рассказы.

Я думаю, старый дракон попросту сочиняет эти истории, чтобы порадовать жену. Ее неугасающей любви к улетевшим отпрыскам он не понимает и не разделяет, однако ему очень важно, чтобы у Синеглазки было хорошее настроение. Для этого Ветос готов хоть каждый день говорить о том, как удачно устроились в жизни их сыновья и дочки.

Синеглазка безоговорочно верит каждому его слову. А я — нет. Драконов в мире осталось очень мало, гораздо меньше, чем тех же жар-птиц. Потомство в их гнездах появляется раз в несколько десятилетий, да и то не более трех яиц за раз. Подросший молодняк нередко гибнет от инфекционных болезней, поэтому всех ящеров давно разобрали по волшебным заповедникам. Правда, драконам разрешается между ними мигрировать — чтобы отыскать удобное место для будущего гнезда, наладить социальные связи, выбрать пару или просто размять крылья, однако они пользуются этой прерогативой не очень охотно. За исключением молодых, конечно. Те предпочитают жить отдельно от родителей, а потому улетают на соседние территории и уже там оседают на долгие годы.

Ветос никогда не путешествует дальше последней гряды Змеиного хребта, а потому вероятность встретиться с кем-нибудь из детей, совсем не высока. Наверное, Синеглазка это тоже понимает, но ей нравится верить, что муж все-таки сумел с ними повидаться.

Меня Синеглазка с первой же встречи ненавязчиво взяла под свое крыло. Ее деликатность вызывает восхищение. Она признает меня взрослой и самостоятельной, однако будто бы видит во мне одну из своих дочерей, — девочку, которой нужно помогать добрым словом или мудрым советом. Возможно, дело в том, что мы с ней принадлежим к одной и той же стихии — драконица умеет извергать огонь, а я владею его магической силой.

— В заповеднике случилось небольшое происшествие, Синеглазка, — сказала ей. — К нам приехали столичные гости. Среди них есть человек, который уверен, что драконы бываю только в сказках.

Следующие десять минут я подробно рассказала о встрече с Царевым, распоряжении Бессмертного и предположении, что мою территорию будут рассматривать первой.

Пока я говорила, случился еще один камнепад, в результате которого к моим ногам кубарем прикатился чуть помятый зеленый дракончик с трогательным бело-розовым пузиком. Я подняла дракончика с земли и продолжила говорить, покачивая малыша в своих руках, как в колыбели. Огонек довольно пыхтел, его братья сидели рядом и внимательно меня слушали.

— Как тебе это нравится? — спросила я у драконицы, когда рассказ подошел к концу.

«Никак не нравится. Чудно это все. И явно притянуто за уши. Но я тебя поняла, Василиса. Завтра мы улетим в верхнее гнездо. Ты ведь понимаешь, девочка, дольше недели оставаться там мы не сможем».

— Дольше и не надо, — улыбнулась я. — Спасибо, Синеглазка.

«Не за что. Скажи лучше, что ты будешь делать с саламандрами?»

— А что с ними делать? На прошлой неделе они залегли в спячку.

«Вовсе нет. Сегодня утром мы с детьми видели трех ящериц, которые грелись на солнышке. Представляешь, как будет смешно, если твой Иван Царевич увидит на камнях живые огни?»

Господи…