Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оказывается, что миноносцы “Решительный” и “Стерегущий” совершенно неожиданно очутились среди неприятельской эскадры и, когда их со всех сторон осветили прожекторами и открыли по ним страшный огонь, то они не знали куда деться и дали полный ход. “Решительного” неприятель три раза терял и находил, и командир его рассказывал, что он и сам не знает, как очутился он в Артуре. Все, что он делал — то делал инстинктивно, не отдавая себе отчета, и только в Артуре пришел в себя. Что делалось со “Стерегущим”, он абсолютно не знает. Командир “Решительного” был контужен в голову, и в Артуре с ним сделался нервный припадок, и из госпиталя его отправили в Россию. Спасение миноносца надо приписать рулевому.
Первый отряд миноносцев в очень близком расстоянии встретил ночью такой же отряд миноносцев и вступил с ним в бой. Бой был жестокий, особенно досталось “Властному”, отделившемуся один на один с неприятельским миноносцем. В удобный момент “Властный” решил протаранить неприятеля, но когда он был в нескольких саженях от него, у него лопнул (был перебит) штуртрос, и “Властный” завертелся на месте. Мой брат бросился на корму и успел быстро завести румпельтали. В это время на дистанции 15 сажен бой был ожесточенный и неизвестно, чем бы он кончился, если бы механик с “Властного” не догадался пустить в ход мины. Он выпустил обе мины, после чего японский миноносец стал быстро тонуть и вскоре скрылся.
Бой происходил около бухты Сяобиндао (Сикау), и предстояло еще дойти до Артура. Весь нос “Властного” был изрешечен снарядами, на палубе осколками все побито, из какой-то трубы свищет пар, руль действует талями, что очень трудно на миноносце, двое убитых, много раненых (мичман Александров), у всех от столь близкого артиллерийского боя уши повреждены и у большинства перебиты барабанные перепонки, и, если к этому прибавить сильное нервное возбуждение после боя, то понятно, что таким миноносцем правил Николай Угодник. Но если бы такой миноносец был бы еще один, то это ерунда, он всегда дойдет благополучно до дому, но на грех их оказалось четыре. Ну, тут Николаю Угоднику не разорваться и в проходе произошло столкновение, причем “Властному” прободали бок в машинном отделении до самого гребного вала.
Но “Властный” оказался хорошей постройки и благополучно дошел с заполненным водой машинным отделением. Пришлось чинить его кессоном, для чего переделали кессон “Боевого”. На других миноносцах оказалось тоже много раненых и повреждений, ранен был начальник отряда капитан 1-го ранга Матусевич, произведенный за это в адмиралы. Личный состав “Властного” по статусу должен был получить Ееоргия “за потопление неприятельского корабля”, но им было предложено представить вещественное доказательство того, что миноносец действительно потоплен, а так как они этого сделать не могли, то им дали 21 Георгия для команды, командир получил Владимира, Александров (раненый) — Анну 3-й степени, и мой брат — Станислава 3-й степени.
Далее с Золотой горы увидели мы, что готовится бомбардировка. Как и 12 февраля, броненосцы отошли к Ляотешану и к Еолубиной бухте (дальше нашего заграждения), а крейсера встали около прохода для наблюдений. Вскоре, в 8 часов утра, по воздуху залетали со свистом 12-дм снаряды, оглушительно рвавшиеся с черным дымом при легком даже прикосновении к воде. Первые снаряды упали в проходе, как раз на том месте, где накануне стоял “Ретвизан” — видимо неприятель никак не ожидал, что его сегодня здесь не окажется. Вероятно, об этом им по беспроволочному телеграфу сообщили крейсера, так как огонь вскоре был перенесен на Западный бассейн. Нас всех поражала их замечательная меткость, снаряды падали чрезвычайно близко к кораблям и как будто даже корректировались, так как падения были все ближе и ближе.
Потом мы узнали, что, действительно, на склоне Золотой горы, обращенном к морю, и под батареей № 9 на Тигровке были пойманы две группы китайцев, одетых во все белое и ползавших по горе, как бы ища что- то. Китайцы эти своим взаимным расположением, вероятно, давали знать перелеты, недолеты, вправо и влево, и это подтверждается еще тем, что, когда их изловили, падения снарядов стали носить случайный характер, и тогда начались попадания и в Восточный бассейн, и в Старый и в Новый город, и даже близ завода Нокса и форта № 5. К 11 часам спустились мы с Золотой горы обедать, и так как полная вода должна быть только около 5 часов, когда мы и могли только выйти, то после обеда мы все пошли поспать.
Я уложил уставшего от ночного боя брата в своей каюте, а сам лег в пустой. Однако около часу я был разбужен страшным грохотом. Поняв, что в нас попал снаряд, я бросился в свою каюту за фуражкой и стал объяснять брату, что в нас попали, но тот мог только проворчать: “поди вон, я спать хочу”, и снова заснул. Оказалось, что снаряд ударил в верхнюю 6-дюймовую броню с левого борта под левой кормовой 6-дм башней против жилой палубы. Пробить броню ему не удалось, но так как угол брони был очень слабо подкреплен и броневая плита не упиралась в палубу, а чуточку не доходила до нее, то угол брони и отогнулся внутрь, образовав небольшую треугольную щель, сквозь которую внутрь броненосца проникли газы и масса осколков.
В жилой палубе, как раз в этом месте, в это время стояло, примостившись к башне, 12 матросов, отделавшихся одним только испугом. Осколки снаряда, проникнувшие внутрь, ударились об небронированную поданную трубу башни, разбили все реле, реостаты и прочие приборы, тут расположенные, и без силы упали на палубу. Я подобрал их еще совершенно раскаленными, с синевато-лиловым отливом. Достали запасные приборы и тотчас же приступили к исправлению повреждений, и к 6 часам вечера башня свободно вращалась, а пробоина была заделана листом стали.
Когда, осмотрев повреждения, я пошел наверх доложить командиру о башне, я узнал, что только что снаряд попал в борт — адмирал Макаров уже был на “Севастополе” и осматривал снаружи повреждения, когда прилетел второй снаряд и с грохотом зарылся в склад угля саженях в шести от первого — счастье, что он не разорвался. Потом мы выкопали этот снаряд и разобрали его трубку — наши трубки лучше.
В половине второго бомбардировка кончилась, и японцы ушли в море раньше, чем мы могли выйти. Сосчитано больше ста выстрелов. Наши батареи опять не отвечали. Повреждения нанесены следующие: в “Ретвизан” попало два снаряда; там работали водолазы, “Силач” и “Землесос” выкачивали воду; убито четверо, ранено 20 человек. На “Силаче” убит один человек, на “Землесосе” убито два человека. В “Аскольд” попал один снаряд, в “Севастополь” один снаряд, в новый док один снаряд, убитых и раненых нет. В городе разрушено несколько домов, убиты жена военного следователя Франка и одна барышня.
Адмирал Макаров в своей телеграмме об этой бомбардировке написал, что попаданий в корабли и потерь не было. Это было сделано с целью внушить японцам, что их бомбардировки бесцельны, — другого оружия для борьбы у нас не было. Тяжелое впечатление произвело на нас всех это беспомощное состояние во время бомбардировки — сиди и гадай, попадет или не попадет.
27 февраля. Чтобы рассеять тяжелое впечатление от бомбардировки, адмирал Макаров вышел со всей эскадрой в море. Производили эволюции, пробовали новые сигналы, все вышло хорошо, адмирал остался доволен. Вся эскадра одновременно в одну воду вышла утром, и вечером все вошли благополучно. Донесено из Дальнего, что там при полном штиле по рейду большим ходом ходили четыре джонки, вдруг три взорвались, а четвертая громадным ходом ушла. Очевидно, это хорошо замаскированные миноносцы, которые пытались тралить рейд. Китайцы доносят, что 1 марта будет большая бомбардировка.