— Привет, — наконец сказал он.

Он никогда никого не целовал, но Руфа специально пересекла комнату, чтобы поцеловать его в щеку. Все же он был ее крестным, и неблагодарность означала для нее нечто большее, чем для других. Рекалвер был высоким, худощавым мужчиной лет за сорок. Официально он был на несколько лет моложе Настоящего Мужчины, но говорят, что возраст — это состояние ума, и Эдвард полностью оправдывал это высказывание. У него была коротко подстриженная бородка серо-стального цвета. Густые волосы были такими же. Он был очень красивым, хотя это сразу не бросалось в глаза.

— Эдвард, — проговорила Роза утомленным голосом, — какой приятный сюрприз…

Рекалвер был немногословен.

— Поищите сухую одежду, иначе этот человек умрет от воспаления легких.

— Какой человек? — повторила вслед за ним Роза. — О ком идет речь?

Рекалвер оглянулся назад.

— Заходи, здесь немного теплее.

Он посторонился, чтобы пропустить незнакомца, вся одежда которого насквозь промокла и была в пятнах засохшей грязи.

— Ах да, это Берри, — небрежно проговорил Рэн. — Мы вместе учились в школе.

Берри был полный, румяный молодой человек с испуганными оленьими глазами, скрытыми за замысловатой оправой очков.

— Гектор Берроун, — представился он. И словно после раздумья добавил: — Здравствуйте.

Направляя свой «БМВ» по замерзшей трассе, Гектор Берроун не представлял себе, что скоро попадет в совершенно иное измерение. Он полагал, что цель его поездки — добротный фермерский домик из золотистого камня с камином. Этот дом он и его невеста Полли арендовали на праздник за высокую цену.

«Добрый король, пом-пом-пом», — напевал он.

У Берри был дар чувствовать себя счастливым. Мысли о предстоящих наслаждениях отгоняли от него треволнения, связанные с работой. Его родители, с которыми он обычно проводил праздник, гостили у друзей-дипломатов на Бермудах. Его офис в Сити остался теперь позади на целых две недели. Не нужно подниматься без четверти шесть. Не нужно выкладываться настолько, что не остается сил даже на мысли о сексе. И вообще он любил предвкушение Сочельника. Камин и кларет, и весь мир, затаивший в полночь дыхание: он не сомневался, что это будет чудесно.

Полли начала кружить по проселочным дорогам уже в сентябре и последние полтора месяца занималась тем, что заказывала ветчину, гладила простыни и примеряла новые вельветовые одежды. Полли, которую Берри нежно любил с последнего учебного года в Оксфорде, была зациклена на всем «правильном» — ухоженные гостиные и белоснежные салфетки, раздача гостям по кругу портвейна и — не дай Бог! — никаких желтых цветов в саду. Ее несколько волновало, как мир будет воспринимать ее общественную жизнь. Ее одержимость эдуардианскими атрибутами утонченного аристократизма была слишком серьезной, чтобы счесть ее простым снобизмом. Она настраивала себя на милосердие, чтобы забыть о том прискорбном факте, что ее родители — австралийцы. Можно было, разумеется, говорить об австралийцах голубых кровей и колониальной аристократии, но для Полли это было почти так же прискорбно, как быть тайным валлийцем.

Берри по опыту прошлых лет знал, что Рождество будет похожим на разворот в журнале «Харперс» — своего рода Рождество, которое никто, за исключением скрытого австралийца, не испытает в реальной жизни. Венок на двери, плющ вокруг портретов и тому подобное. Будет дым от поленьев, ароматическая смесь из сухих лепестков, лаванда и воск — Полли запланировала даже запахи.

Кое-кто, например его сестра Аннабел, обвиняла Берри в том, что он боится Полли. Какая глупость… Просто он благоговел перед своей удачей за то, что получил женщину явно симпатичную и очаровательную.

«Сир, ночь становится темнее», — напевал Берри.

И действительно, становилось все темнее. Берри максимально замедлил ход «БМВ», а затем совсем остановился. Единственный свет на мили вокруг исходил от «вольво», заблокировавшего узкую дорогу. Обе передние двери машины были открыты. Берри подождал немного, прислушиваясь к окружавшему его необъятному безмолвию. Никто не появлялся. Покинутое «вольво» продолжало сиять, подобно Mary Celeste («Небесной Мэри»).

Он заглушил мотор, вынул ключ и вышел из машины. От холода у него перехватило дыхание. Дрожа в своем морском костюме и тонких городских туфлях, Берри продвигался к груде острых голых сучьев примерно в пяти метрах от дороги. Позади этой колючей завесы свет от «вольво» был тусклым, окаймленным тенями. Сквозь дымку собственного дыхания Берри различил две фигуры на краю чего-то похожего на небольшой пруд.

На замерзшем торфянике лежал без всяких признаков жизни фазан. Один человек стоял над ним на коленях. С ужасом в голосе он говорил:

— Всегда буду винить себя за то, что заставил тебя ехать коротким путем, и в результате уничтожил живое существо. Все, к чему я ни прикасаюсь, превращается в пепел.

Другой голос произнес:

— Я совсем окоченел. Закопай его или сделай ему искусственное дыхание и поехали домой.

Стоявший на коленях человек зарыдал. Он повернул голову к Берри. В его красивых темных глазах блестели бусинки слез.

Они смотрели друг на друга. Встреча была неожиданной, непостижимой.

— Рэн? — рискнул Берри. — Рэн Веррол, не так ли? Мы вместе учились в школе.

Рэн вскочил, проведя рукавом по лицу.

— Что за чертовщина! Не могу поверить — Гектор Берроун.

— Привет, привет, — сказал Берри. — А я думал, чья же это машина…

— Мой главный человек из «Микадо», — сказал Рэн, неожиданно усмехаясь. Он жестом указал на находившуюся частично в тени фигуру другого человека. — Это Роджер.

Берри с Роджером обменялись неопределенными улыбками, не зная, пожимать друг другу руки или нет.

— Просто невероятно! — счастливым голосом сказал Рэн. — Мы с Берри вместе учились в школе, Родж. Я был Юм-Юм, а он Нанки-Пу. Я должен был целовать его в губы, а это нелегко забывается.

Берри уже заставил себя забыть это. Теперь он вспомнил и был рад тому, что слишком замерз, чтобы краснеть. Тогда мысли о том, что ему завидует полшколы, чуть не доконали его.

— У него был прелестный голос, — продолжал Рэн, видимо, не обращая внимания на трескучий мороз. — Меня же выбрали лишь потому, что в кимоно я выглядел очень мило. Ну да ладно. Как поживаешь, старый бродячий менестрель?

— Очень хорошо, — сказал Берри. — Не мог бы ты сдвинуть свой автомобиль? Он загораживает дорогу.

— Прошло уже не менее десяти лет, — продолжал Рэн.

— Да, — Берри чувствовал, что теряет нить беседы. — Если бы ты дал мне возможность проехать…

— Пропусти человека, — сказал Роджер. — Хочу домой. Роза будет беспокоиться.

— У меня есть дочь, — объявил Рэн. — Ее зовут Линнет. Ей пять лет. А ты обзавелся потомством?